Генералиссимус князь Суворов - [394]
Пока Суворов удалялся от театров войны, союз распадался. Мы видели, как разрыв зародился и назревал; венская политика, продолжавшая преследовать прежние цели, привела его к исходу. С удалением Суворова в Швейцарию, Австрийцы распоряжались в Италии все с большею бесцеремонностью; Пьемонт подвергался возрастающему разорению, и в Турине вспыхнуло возмущение. По случаю нового вторжения Французов, Австрийцы принуждены были прибегнуть к мере, на которой так безуспешно настаивал Суворов, - к формированию пьемонтской армии, однако и тут остались верны самим себе, не дозволив издать воззвания от имени короля Сардинского, а самого его подвергали неоднократным оскорблениям. Император Павел требовал категорических объяснений; Колычев, ненавидевший Тугута, усердно исполнял волю своего Государя; но Тугут продолжал оттягивать и лавировать. Кроме того он подвергал союз новым испытаниям, завязав довольно давно тайные сношения с Францией чрез испанского посланника, в надежде приискать путь к сепаратному миру; Русскому Государю это было очень хорошо известно, но он все терпел, в надежде сохранить союз. Наконец терпение его лопнуло, по получении 10 октября известия о цюрихском погроме, и разрыв совершился.
Октября 11 Император Павел послал императору Францу сухое, проникнутое негодованием письмо, в котором виною случившегося несчастия выставлялось преждевременное выступление эрц-герцога Карла из Швейцарии и в коротких, но самых категорических выражениях разрывался с Австриею союз. Франц II был очень смущен, Тугут не меньше, однако скоро ободрился, в надежде, что припадок раздражительности и гнева у Русского Государя пройдет, и повеление будет отменено. На этот раз он однако ошибся. Суворову дано приказание занять позицию между Лехом и Изером, т.е. сделать почти то, что он уже сам сделал, и затем заняться приготовлениями к обратному походу в Россию. Суворов тотчас приступил к распоряжениям: у Баварского курфирста сделал заем денег, донес императору Францу о предстоящем походе, просил выслать австрийских комиссаров для заготовления довольствия войскам, испрашивал средства к перевозке из Италии оставшихся там больных, раненых и резервной артиллерии. Затем войска стали последовательно стягиваться к Аугсбургу и с 15 ноября выступать в дальнейший путь.
Когда русская армия находилась уже в походе, Суворов получил от императора Франца рескрипт, с просьбою повременить выступлением, в надежде, что Русский Государь отменит свое повеление. Еще настоятельнее была просьба эрц-герцога Карла, который приводил разные доводы, чтобы удержать Суворова, старался повлиять на его самолюбие и давал обещание оказывать всевозможное ему, Суворову, содействие, если он останется для продолжения войны. Суворов отвечал, что не может остановить движение войск без нового повеления и вскоре убедился из вновь полученных рескриптов Государя, что поступил совершенно правильно. Подтверждались прежние повеления, приказывалось не обращать никакого внимания на предложения Австрийцев; рекомендовалось возвращаться малыми переходами, с отдыхами, дабы постепенно перейти от усиленных трудов к полному покою. "Я весьма рад", писал Император Павел, "что узнает эрц-герцог Карл на практике, каково быть оставлену не вовремя и на побиение; но Немцы люди годные, все могут снесть, перенесть и унесть". Ростопчину было дано 15 ноября такое словесное повеление: "когда придет официальная нота о требованиях двора Венского, то отвечать, что это есть галиматья и бредни" >12.
Разрыв союза России с Австрией и возвращение в отечество армии Суворова произвели сильное впечатление в Европе. Но перемена порядка вещей была еще радикальнее, чем казалась с первого взгляда, только совершилась она не сразу. За разочарованием Русского Государя в одном союзнике наступило недоверие к другому, и первым к тому поводом была неудачная Голландская экспедиция.
Ни главнокомандующий герцог Йоркский, ни начальник русского корпуса генерал Герман не были способны выполнить возложенное на них предприятие, и пророчество Суворова оправдалось вполне. Первые шаги экспедиции были счастливы, но потом пошли неудачи вперемежку с частными, бесполезными успехами, и вскоре стало ясно, что расчеты союзников не оправдываются. Ни войска, ни народ Батавской республики вовсе не соблазнялись предлагаемым им Оранским знаменем; в продолжение шести недель произошло пят сражений, которые стоили очень дорого обеим сторонам, но республиканская армия продолжала держаться упорно. Союзные госпитали были завалены больными и ранеными, из строя выбыло больше половины высаженных на берега Голландии, и для пополнения этой убыли не имелось никаких средств, тогда как к неприятелю подходили подкрепления. Снабжение войск продовольствием и военными запасами также представляло для союзников чрезвычайные затруднения, ибо сообщение с Англией производилось медленно и с риском. Между русскими и английскими войсками не было единства в действиях, вследствие различия организации, обучения и даже темперамента; да и одни русские войска, сравниваемые в разных делах, как бы не походили на самих себя, до того велико было отсутствие точной идеи в их командовании. Генерал Герман попал в плен; заместивший его Эссен находился в постоянных столкновениях с русским посланником в Лондоне: беспорядок царил во всем страшный. Ростопчин писал С. Воронцову про Суворовскую армию: "я не могу постигнуть, что это те же самые русские люди, как и в Голландии"; и действительно постигнуть это было трудно
