Генерал Симоняк - [8]

Вася? А что с ним сделается, с русским солдатом? Он и в воде не тонет, и в огне не горит...

А сынка моего вы там не встретили? Федей зовут, Бархатов фамилия...

Сидевшая справа пожилая женщина умоляюще смотрела на Симоняка. В ее глазах таилась материнская тревога.

Пулеметчиком он служит, мой Федя...

Нет, мать. Не встречал. Но ты не беспокойся. Скоро, гляди, на побывку приедет.

Дай-то бог...

Глаза у Бархатовой словно бы помолодели, она всё повторяла:

Дай бог, дай бог...

Женщина вышла из вагона где-то неподалеку от завода Электросила. Разве думал Симоняк, что опять они встретятся?

На этот раз, остановив Симоняка, Бархатова не преминула поделиться с ним материнской радостью:

- А ведь нашелся мой Федя. Живой. Из армии его пока не отпускают. Где-то на Ханко служит. И второй, сынок там. Борис. Моряк. Федя-то, помните, пулеметчик.

- Если там они, может, увижу. Что передать?

- Увидите, правда? - Бархатова заволновалась. - Пускай чаще пишут, не забывают мать...

- Слыхала? - спросил Симоняк у жены, попрощавшись с Бархатовой. - Мать всегда думает о сынах. Надо нам сегодня же написать в Темижбекскую. Там небось тоже ждут не дождутся весточки.

По проспекту торопливо шагали люди. Куда-то спешили. Они не обращали особенного внимания на широкоплечего полковника, который шел среди них рядом с женой. Откуда им было знать, что завтра он отправится на суровый скалистый полуостров Ханко, чтобы охранять их покой...

Ночная тревога

Короток зимний северный день. Пролетает - оглянуться не успеваешь.

Командир роты Иван Хорьков, озабоченно взглянув на часы, взмахивал рукой.

- Огонь! - скомандовал взводный Емельянов. Громыхнули выстрелы, эхо их повторило, понесло далеко-далеко по заснеженному сосновому бору.

- Красноармеец Исаичев стрельбу закончил! - доложил боец, лежавший на огневом рубеже с краю.

Не успел он произнести последнее слово, как раздались голоса других стрелков - Петра Сокура, а вслед за ним - Алексея Андриенко....

Только Николай Бондарь почему-то молчал.

Емельянов нетерпеливо шагнул к бойцу. Хорьков взял его за рукав:

- Не мешай, Иван Никитич. Потом...

Наконец раздался последний винтовочный выстрел. Бондарь щелкнул затвором.

Быстрым шагом солдаты отправились к мишеням. Каждому хотелось узнать, как стрелял. Мешковатый Бондарь нервничал.

Хорьков и Емельянов осмотрели мишени, отметили пробоины. Ротный тут же объявлял оценку:

- Исаичев - отлично, Сокур - отлично, Андриенко - хорошо. Бондарь, а ты куда стрелял?.

- Сюда, в третью справа.

- Где же пробоины?

Солдат вплотную подошел к мишени. Пожимая плечами, пробормотал;

- Сам не пойму где... В прошлый-то раз, товарищ лейтенант, я ведь попал.

- У тебя всегда так, - досадливо махнул рукой взводный. - Раз попадешь, а три раза - мимо...

Солдаты засмеялись. Хорьков посмотрел на них с укоризной:

- Лучше бы товарищу помогли. Возьмитесь за это вы, Сокур.

Со стрельбища уходили уже в сумерках. Тишина стояла над опушенным инеем лесом, - лишь снег сухо скрипел под ногами да изредка потрескивали обомшелые стволы деревьев.

Дорожка-просека привела их в расположение роты - на окраину поселка Лаппвик. В окнах домиков сквозь причудливо разрисованные морозом стекла светились огоньки ламп.

Обращаясь к шагавшему рядом Емельянову, Хорьков сказал:

- Я пойду, надо подготовиться к завтрашнему выходу в поле. А ты здесь присмотри. Кстати, не забудь: звонили из штаба полка, передвижка приезжает.

По дороге домой ротный встретился с начальником штаба батальона Николаем Меньшовым.

- Зайдем ко мне, чайку попьем, - предложил тот.

Меньшовы жили в просторном домике с небольшим садом.

Старший сын Валя сидел за уроками, - он ходил в школу, открытую осенью здесь же, на полуострове.

- Салют, гангутец! - улыбнулся ему Хорьков.

- Салют! - ответил парнишка, нисколько не удивляясь такому приветствию.

Совсем недавно Хорьков прочел Вале маленькую лекцию об историческом прошлом Ханко. Полуостров, на котором они живут, шведы в давнее время называли Ганге-удд. Ничем особенным он не славился до 1714 года, до знаменитого сражения русских кораблей со шведской эскадрой. Русские моряки наголову разбили тогда неприятельский флот. Трудно выговаривалось Ганге-удд. Произносили - Гангут, так и окрестил полуостров Петр Первый.

Хорьков заглянул в Валину тетрадь, похвалил за хороший почерк. С удовольствием выпил крепкого чаю. Но долго засиживаться у Меньшовых не стал торопился домой. Валя попытался его задержать, любил он послушать рассказы дяди Вани.

- Не могу, гангутец, - сказал Хорьков. - Тебе надо еще заниматься, и мне тоже придется посидеть за уроками. Спроси у отца. Он знает, какую задачку мне задал командир бригады. Наш полковник - учитель строгий.

Хорьков говорил о том, что его сильно беспокоило в последние дни. На одном из тактических занятий побывал новый командир бригады полковник Симоняк. Смотрел, хмурился, затем отозвал ротного в сторонку:

- Вы же воевали в лесу, лейтенант, и знаете, как там приходилось действовать. Командир не видел всего подразделения. Многое зависело от инициативы мелких групп, от их самостоятельности. Этому людей и следует учить. А у вас на занятиях и сержанты, и взводные командиры мало думают, ждут ваших указаний. Куда это годится?