Генерал Самсонов - [11]

— Спешил, ваше превосходительство, на наш праздник и опоздал, — сказал Крымов. — Устал.

— Я вас ждал утром, — упрекнул Самсонов. — Докладывайте.

— Завтра представлю отчет, — сказал Крымов. — При мне задержали непальца. — Английский шпион. Еще нападение на денежную почту у поста Нижне-Пенужский… В Бухаре столкновения суннитов и шиитов… — Крымов замолчал, потом спросил: — Правда, Головко разбился?

— Что делает эмир? — спросил Самсонов, хотя эмир его не интересовал.

— Эмир намерен отдыхать у нас в Крыму, — ответил полковник. — Будет хлопотать о бесплатном проезде.

— Да, да, — кивнул Самсонов. — Жаль, что вы не приехали утром… Присаживайтесь. Давайте поговорим как старые боевые товарищи. — Он сел на диван и указал на место рядом с собой.

Крымов сел, от него пахло далекой дорогой — кожей седла, лошадиным потом, табаком.

— Сознайтесь, — сказал Самсонов. — Вам никогда не приходило в голову сравнение с Римской империей?

— В том смысле, что Москва — третий Рим? В штабе второй армии, в Маньчжурии, что-то такое мелькало, но для юного генштабиста, каким я тогда был, вообще свойственна мировая стратегия.

Видя, что Крымов отшучивается и не будет опережать мысль командующего, Самсонов спросил о нападении на почту.

И полковник рассказал, как в десять часов вечера в тумане, в камышах поручик и два стражника подверглись нападению шайки разбойников, их было человек шесть — восемь; почту удалось спасти — поручик приказал одному стражнику утекать, а сам с другими стал отбиваться.

Это простое словцо «утекать» напомнило Александру Васильевичу, что Крымов командовал казачьим полком.

— Что поручик? Убит? — спросил он.

— Не зарубили, — сказал Крымов. — Живой.

— Надо наградить! — решил Самсонов. — Здесь не Россия… У нас невыполнимая задача — воевать и сохранять обаяние русского имени.

— Отчего же невыполнимая? — возразил Крымов. — Возмите Англию, вот у кого нам поучиться. Создала мировую империю и возвысила свое имя.

— Нет, им тоже не избежать участи римлян, — сказал Самсонов. Есть какой-то закон, который определяет судьбы империй. Сперва Александра Македонского, потом Римская, Византийская, Испанская… Оттоманская на ладан дышит.

— Я не понимаю, Александр Васильевич, — произнес Крымов. — Эта аналогия противоестественна духу службы на окраине. — Это вы правильно заметили. Нынче еще можно глаза закрыть. А что завтра, когда прогресс даст всем мусульманам такую же силу, как англичанам, русским?

— Этим халатам? — усмехнулся Крымов. — Вы думаете, нам придется когда-нибудь отступить?

— Боюсь, что придется, — подтвердил Самсонов. — Россия будет держаться в границах распространения православной религии, тогда она неуязвима. Я служил в царстве Польском, Маньчжурии, здесь, в Средней Азии — и вижу одно и то же. Мы можем победить чужую военную силу, а сильную религию не победишь. Вспомните татарское иго. Или в Болгарии — турецкое… Вам понятно? За сотни лет они не смогли победить.

— Значит, мы отсюда уйдем, — задумчиво сказал Крымов. — Но тогда повторится Батыево нашествие… Нет, нельзя военным так далеко заглядывать! Наше дело иное.

— Надо исполнять свой долг, — согласился Самсонов. — Это нас всегда оправдывает.

* * *

Это мы всегда умели — исполнять долг. Тридцатидвухлетний Скобелев на белом коне выехал перед дрогнувшим Эстлянским полком и под огнем турок стал командовать ружейные приемы. — На караул! На плечо! В штыки колоть!

Турки участили ружейную стрельбу. Скобелев спокойным шагом проезжал по фронту полка и подбадривал: — Ишь, кровельщики начали пугать!

Звук турецкой пальбы походил, как говорили солдаты, на удар деревянных молотков по железным листам.

— Ну с богом, ребята. Вперед! — позвал генерал.

И полк вступил в дело. Ура, пошли. Проснулся медведь, полез на скаты редута, страха нет, сердце как будто испарилось.

А Калужский полк вовсе лихо шел в батальонных колоннах с музыкой, с развернутыми знаменами — под огонь. И скосило полк. Но рядом Рыльский волк без блеска атаковал; подкрался без музыки, незаметно, поротно — потерял людей в четыре раза меньше лихих калужцев, да и наград получил меньше.

Слава Скобелеву, слава Калужцам! Вечная память павшим!

Призовет Господь убитого солдата и наградит его за исполненный долг. И будут равно отмечены калужские, рыльские, все, кто принес жертву для спасения православного болгарского народа. Подивится Господь смерти канонира Ивана Байдужего, спросит: откуда у тебя такое терпение, доходящее до геройства? У канонира оторвало гранатой левое плечо, обнажилось легкое, но ни застонал он, ни вскрикнул, только крестился правой рукой, а когда пришли санитары, сам поднялся и лег на носилки. Через два часа на перевязочном пункте среди воя раненых отлетела душа Ивана, Посмотрит она сверху на опутанные дымом Балканы, на черные трупы, плывущие по реке Осме, горящие дома, девочку со штыковой раной в груди, гору рук и ног возле лазарета, бьющихся на аванпостах с черкесами горстку ахтырских гусар во главе с корнетом Самсоновым, — посмотрит на все это и приникнет к твердым коленам Господа, ища утешения.

Есть ли утешение убитому? В чем оно для принявшего сладкую смерть? В чем оно?