Генерал, рожденный революцией - [79]
— А что тут странного, господин полковник? — с отчаянием в голосе спросил Евгеньев. — Разве военная этика не обязывает старших офицеров помогать младшим советом даже во второстепенных вопросах? А тут вопрос не шуточный: оставаться ли верным присяге или нет?
— Оно конечно, — произнес Водарский, — но мне просто не верится, что у вас до сих пор не было возможности посоветоваться с кем-либо, сравнить разные взгляды и сделать выбор... Вы что, ни разу на митингах не бывали, что ли?
— А разве вы сделали свой выбор в результате посещения митингов? — не очень вежливо отпарировал Евгеньев.
— Я нет. Мне было достаточно одного разговора, чтобы я понял, где правда.
— Вероятно, это был очень важный разговор?
— О да, — хохотнул Водарский. — О вони!
— О... чем? — поразился Евгеньев.
— О вони. О запахе, который стоит в помещении, где спят солдаты... — Водарский, хитро прищурив глаза, поглядывал на Евгеньева, видимо ожидая вопросов, но так как тот недоверчиво молчал, он продолжал: — Слышали вы о таком генерале — Лукомском? (Евгеньев кивнул.) Ну да, после августовских событий он стал знаменитостью, так как оказался арестованным вместе с Корниловым и Деникиным и сидит в быховской тюрьме, недалеко от Могилева... Так вот, этот Лукомский — мой дальний родич, и разговор наш происходил после срыва июньского наступления и перед походом Корнилова на Питер. Мы встретились с генералом и довольно долго просидели за бутылкой вина... Вначале он говорил о том, что, мол, вот мы триста лет создавали и пестовали русскую армию, а теперь какие-то социалисты-революционеры, социал-демократы и прочие «политиканы» хотят отнять у нас ее и что мы не должны, не имеем права допустить этого... И пока разговор шел в этом общем плане, я был согласен с ним. Но вот он начал говорить о смертной казни, которую они, «корниловцы», требовали восстановить в армии, чтобы снова привести в послушание «отбившихся от рук солдат». И тогда у него вырвалась эта фраза: «Странное дело, я уже не могу выносить их расхристанного вида, их разглагольствований на митингах, даже их запаха, да, запаха... Мало ли мне раньше приходилось бывать с ними в одной казарме или землянке? Бывало, зайдешь ночью на дежурстве в помещение, где спят солдаты, — вонь стоит такая, что не продохнуть! Но ничего, поморщишься и уйдешь, понимая, что так и должно быть: здоровые люди, целый день шагают, бегают, роют окопы, стреляют, а пища грубая — вот и результат... А теперь я уже не могу выносить этого запаха, их запаха... Понимаешь?»
В это время постучали в дверь и в горницу хаты, где они сидели, вошел какой-то солдат. Он был огромного роста и из-за непропорционально короткой шеи напоминал снежную бабу, когда на один большой снежный шар кладут другой, поменьше, изображающий голову. Покосившись — только глазами — в сторону Евгеньева, солдат обратился к Водарскому:
— Господин полковник, обед для солдат готов, надо бы снять пробу...
Водарский сверкнул на него глазами.
— Во-первых, товарищ Захаркин, мы, кажется, условились на комитете, что ко мне будете обращаться не «господин», а «товарищ» полковник, почему же вы нарушаете порядок? Думаете, при постороннем офицере, — полковник кивнул на Евгеньева, — я буду чувствовать себя неловко, что солдат называет меня товарищем? Разве я не объяснял вам, что перед Полтавской битвой сам царь Петр обращался к солдатам со словом «товарищи»?
— Прощения просим, товарищ полковник, — смущенно пробормотал солдат.
— То-то оно... — удовлетворенно промолвил Водарский. — Ну а насчет пробы... поскольку ты сейчас замещаешь председателя комитета, то тоже имеешь право снимать ее. Сделай это, голубчик, тут у меня важный разговор с поручиком. А потом прикажи подать и нам поесть, гость наш, поди, изрядно проголодался, пока добирался сюда.
— Слушаюсь, товарищ полковник! — Захаркин сделал четкий поворот кругом и вышел.
Водарский минуту с теплой улыбкой смотрел ему вслед, потом обратился к Евгеньеву:
— Так на чем мы остановились?
— Вы рассказывали о генерале Лукомском. О его словах насчет... запаха солдат...
— Да-с... Так вот тут-то, милейший друг, на этой чепуховой, но конкретной детали, мои мысли впервые срикошетили и понеслись в новом направлении... Да, да, тут я впервые заметил, что речь-то идет уже не о «политиканах», а о солдатах, то есть о той армии, которую они хотят не отдавать «политиканам». И странно было не то, что они хотели восстановить смертную казнь на фронте, а то, что боевой генерал-фронтовик уже не мог выносить запаха солдат. Чем объяснить это? Конечно, не внезапным же обострением его обоняния, а какими-то иными причинами. «Какими?» — спрашивал я себя. И ответ был один-единственный: был солдат послушен — ему прощали и некультурную речь, и тяжелый дух в помещении, а стал непослушен — уже невозможно стало выносить его запаха... — Водарский посмотрел на Евгеньева и, словно угадывая его внутреннюю реакцию, усмехнулся: — Не слишком богатая мысль, скажете? Согласен. Но для начала и ее было достаточно, ибо родилась другая, нет, не во время этой беседы, а уже в следующие дни: «А почему солдаты стали непослушны? Только ли в том дело, что социалисты мутят им мозги? Разве мы, офицеры, ничего не сделали, чтобы солдаты отвернулись от нас, перестали верить нам?» И пошло, и пошло, милейший поручик... Я вспомнил японскую войну, вспомнил Мукден и Порт-Артур и должен был сознаться, что не русский солдат проиграл ту войну, а мы — командование, руководство страной... Впрочем, и эту войну тоже прокакали не солдаты, а руководство, офицеры. Мы вступили в войну технически совершенно неподготовленными, не имея ни достаточно оружия, ни боеприпасов, за что опять расплачивались — своими боками, своей кровью! — солдаты... Я знаю полковника по фамилии Федоров, изобретателя автоматической винтовки. Как-то он с болью в голосе рассказывал об одной своей беседе с самим царем. Полковник преподавал в Михайловском артиллерийском училище, и однажды во время занятия в аудиторию вошел царь в сопровождении свитских. Жестом велев продолжать урок, он сел рядом с юнкерами и стал слушать. А в перерыве подошел к Федорову и спросил: «Вы изобрели автоматическую винтовку?» — «Я, ваше величество», — ответил Федоров. «Я против ее применения в армии», — сказал царь. — «Разрешите узнать почему?» — «Для нее не хватит патронов!» — отрезал царь и зашагал к выходу... Понимаете ли вы это? Величайшая держава перед величайшей в истории войной не могла принять на вооружение новое совершенное оружие, так как не была способна обеспечить для него производство патронов в достаточном количестве! Впрочем, что я говорю вам, вы же летчик и в своей области, наверное, тоже знаете немало таких примеров нашей отсталости и неподготовленности к войне. На каких аэропланах вы летаете?
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Вячеслав Усов — автор книг повестей и рассказов о современности «Вид с холма» и «Как трава в росе».Герой новой книги Усова — Степан Разин. Писатель показывает непростой путь Разина от удачливого казака до вождя крупнейшего крестьянского восстания XVII века, который организовал и повел за собой народные массы. Повесть рисует человека могучего, неукротимого темперамента, мощной внутренней силы, яркой индивидуальности. Основные события представлены на широком историческом фоне, выпукло показан размах крестьянского движения, которое возглавил Разин.
Армен Зурабов известен как прозаик и сценарист, автор книг рассказов и повестей «Каринка», «Клены», «Ожидание», пьесы «Лика», киноповести «Рождение». Эта книга Зурабова посвящена большевику-ленинцу, который вошел в историю под именем Камо (такова партийная кличка Семена Тер-Петросяна). Камо был человеком удивительного бесстрашия и мужества, для которого подвиг стал жизненной нормой. Писатель взял за основу последний год жизни своего героя — 1921-й, когда он готовился к поступлению в военную академию. Все события, описываемые в книге, как бы пропущены через восприятие главного героя, что дало возможность автору показать не только отважного и неуловимого Камо-боевика, борющегося с врагами революции, но и Камо, думающего о жизни страны, о Ленине, о совести.
Валерий Осипов - автор многих произведений, посвященных проблемам современности. Его книги - «Неотправленное письмо», «Серебристый грибной дождь», «Рассказ в телеграммах», «Ускорение» и другие - хорошо знакомы читателям.Значительное место в творчестве писателя занимает историко-революционная тематика. В 1971 году в серии «Пламенные революционеры» вышла художественно-документальная повесть В. Осипова «Река рождается ручьями» об Александре Ульянове. Тепло встреченная читателями и прессой, книга выходит вторым изданием.
Леонид Лиходеев широко известен как острый, наблюдательный писатель. Его фельетоны, напечатанные в «Правде», «Известиях», «Литературной газете», в журналах, издавались отдельными книгами. Он — автор романов «Я и мой автомобиль», «Четыре главы из жизни Марьи Николаевны», «Семь пятниц», а также книг «Боги, которые лепят горшки», «Цена умиления», «Искусство это искусство», «Местное время», «Тайна электричества» и др. В последнее время писатель работает над исторической темой.Его повесть «Сначала было слово» рассказывает о Петре Заичневском, который написал знаменитую прокламацию «Молодая Россия».