Генерал, рожденный революцией - [58]

Однако случилось так, что Соловьев, выехавший в Городею с первым же товарным поездом, ни на одной из указанных станций не найдя конников летучей почты Каменщикова, записку передать не сумел. Оставалось одно: добраться до Несвижа и оттуда через ВРК установить связь с этим полком и другими частями.

В Несвиж, который находился от Городеи в 14 верстах, прибыл он поздно вечером 28 октября. Снова моросил дождик, Соловьев весь вымок, продрог да и устал порядком. Шагая по пустынным и темным улицам уютного городка, он мучительно раздумывал, как бы узнать местонахождение Военревкома или его председателя Рогозинского. Конечно, проще всего было бы сразу направиться в замок, где находились штаб и армейский комитет. Поскольку Рогозинский был заместителем председателя комитета известного эсера Титова, там наверняка знали бы его адрес. Однако Соловьев не хотел, чтобы в штабе начались расспросы, кто он, откуда и зачем ему нужен большевистский руководитель в армии.

На противоположном тротуаре послышались шаги. Соловьев быстро пересек улицу и подошел к незнакомцу как раз в момент, когда тот, остановившись и повернувшись спиной к ветру, зажег спичку, чтобы прикурить папиросу. При слабой мерцающей вспышке Соловьев успел заметить кожаное пальто, лоснящееся от дождя, и сразу понял: офицер. Но делать было нечего, и он спросил:

— Простите, пожалуйста, вы не знаете, где я могу найти заместителя председателя армейского комитета поручика Рогозинского?

И сразу заметил, как незнакомец вдруг резко вскинул голову, пытаясь в темноте разглядеть его, потом с силой пыхнул папироской, отчего ее огонек стал ярче, и только потом спросил чуть напряженным голосом:

— Это кто же — большевик Рогозинский?

У Соловьева екнуло сердце: разговор сразу принимал нежелательный оборот. Но отступать уже было нельзя, и он ответил равнодушным тоном:

— Возможно, что и большевик, меня он интересует как заместитель председателя армейского комитета.

Снова помолчав, офицер сказал:

— Пойдемте. Я иду в ту сторону.

И, не дожидаясь, двинулся в темноту. Соловьев задержался на секунду, потом решительно догнал офицера и зашагал рядом. Скоро он заметил, что спутник его слегка прихрамывает, — вероятно, недавно был ранен. Офицер сказал, что идет «в ту сторону». Что это значит — в армейский комитет или к Рогозинскому домой?

— А это далеко? — спросил он вслух.

— Да нет, тут близко, на первой улице налево, — не оборачиваясь, ответил спутник.

— Это что — армейский комитет? — снова спросил Соловьев.

— Армейский комитет в замке, — спутник наконец повернулся к нему. — Но, насколько мне известно, ни Рогозинский, ни другие большевики в армейском комитете уже почти не бывают. Теперь у них есть свой, военно-революционный комитет.

— А... — с интонацией несведущего человека протянул Соловьев. — И вы идете туда же?

— Да. К этому самому поручику Рогозинскому.

«Интересно, по какому делу, — подумал Соловьев. — Впрочем, мы это скоро узнаем».

Они подошли к двухэтажному кирпичному зданию со множеством освещенных окон. Офицер в кожаном пальто остановился у крыльца, бросил в лужу окурок а сказал:

— Это, должно быть, здесь. Простите, но я ни разу не был внутри и не знаю, где там искать поручика Рогозинского. Так что вам придется самому...

— Погодите, а вы? — удивился Соловьев. — Вы же сказали, что тоже идете к нему...

— Да нет, ничего, как-нибудь в другой раз... — ответил офицер и, не попрощавшись, повернул обратно.

«Чудной какой-то», — подумал Соловьев.

Войдя в помещение и открыв первую же дверь, за которой раздавались голоса, он сразу увидел за столом плечистого, рослого Рогозинского. Вокруг стола с большой керосиновой лампой сидело еще несколько человек, из которых он узнал доктора Тихменева, остальные были ему незнакомы.

— Ба, Соловьев! — удивленно вскинув брови, вскочил с места Рогозинский. — Какими судьбами, что случилось?

Соловьев, поздоровавшись с ним, спросил:

— Щукин еще не приехал к вам?

— Щукин? Нет... А что, он тоже должен был приехать?

— Да, — сказал Соловьев. — Ну ладно, еще успеет. Как скоро можно собрать ваш военревком? Есть важное дело.

Рогозинский, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на него.

— Из членов ревкома здесь есть доктор Тихменев, Лысяков, Ксенофонтов и Пролыгин, — знакомьтесь. А остальных, кто сейчас в Несвиже, можно быстро собрать.

— Ну так побыстрей собирайте. — Соловьев снял мокрую шинель, повесил на один из гвоздиков, вбитых в стену, потом оглянулся, увидел в углу жестяную печку с задымленным чайником и прибавил: — А пока соберутся, дайте-ка кружку чаю с куском хлеба, — я продрог до костей и с утра ничего не ел.

— Сейчас, сейчас, — засуетились ревкомовцы.

На столе появились хлеб, банка с мясными консервами, кружка чаю и сахар. Набив полный рот, Соловьев с трудом проговорил:

— Меня сюда привел какой-то офицер в кожаном пальто. Сначала сказал, что сам тоже идет к вам, но дойдя до крыльца, почему-то раздумал. Не знаете, кто это?

— Фамилию не назвал? — спросил Рогозинский.

— Нет, да я, понятно, и не расспрашивал. Он, похоже, слегка прихрамывает.

— Прихрамывает? — переспросил Рогозинский. — В кожаном пальто? Так это, должно быть, тот самый летчик, которого перевели сюда летом из Гатчинской школы авиаторов. Он там, говорят, в аварию попал, с тех пор и прихрамывает. Но какое у него могло быть дело ко мне — ума не приложу. Он какой-то молчун, дичится всех. Я даже фамилии его не знаю.