Генерал Ермолов - [7]

Бунины — от прибывшего «к великому князю Василию Васильевичу из Польши мужа знатного Симеона Бунковского».

Пушкины тоже называли себя потомками немецкого выходца, пока не было доказано их чисто русское происхождение.

Даже Романовы считали себя выходцами из Литвы, а не тверскими боярами, каковыми были на самом деде. А дворяне Дедюлины заявили, что происходят не более не менее как от герцогов де Люинь!

Всё это могло бы показаться историческим курьёзом, если бы не использовалось недоброжелателями как оскорбительный для отечественной истории материал, призванный подтвердить неспособность русской нации выдвигать из собственных недр великих учёных, писателей, художников, полководцев, государственных деятелей. Из толщи народа, из недр его выделились и поднялись все знаменитые люди России, а со времени Петра Великого, сломившего чванную боярскую иерархию, в «верха» империи ворвались новые силы, резко подул свежий ветер. Недаром в числе первых российских генералиссимусов и «полудержавных властелинов» оказался недавний разносчик пирожков с ливером, с перцем Алексашка Меншиков.

В раззолоченные петербургские дворцы при преемницах Петра, как писал А. Н. Толстой, «приходили ражие парни, с могучим телосложением и чёрными от земли руками, и смело поднимались к трону, чтобы разделить власть, ложе и византийскую роскошь». Вчерашний певчий Алексей Розум на двадцать втором году жизни стал российским фельдмаршалом, а затем и тайным супругом царицы Елизаветы Петровны; внуки простого стрельца Орла, Григорий и Алексей Орловы, были подняты на высшие ступени власти и осыпаны наградами Екатериною II; среди фаворитов оказался и двоюродный дядя Ермолова — Александр Петрович, в короткий срок ставший генерал-поручиком, флигель-адъютантом и действительным камергером.

Среди «случайных людей» (так называли в XVIII веке фаворитов — от слов «случай», «удача»; «Вельможа в случае — тем паче: не как другой, и пил и ел иначе», — сказал Грибоедов в комедии «Горе от ума») было немало красивых глупцов, смазливых ничтожеств, факиров на час, ловкачей и просто авантюристов и проходимцев. Но среди них же мы видим немало и талантливых военачальников, и крупных администраторов, и многосторонне одарённых государственных деятелей, каким, к примеру, остался в истории России преобразователь Тавриды светлейший князь Потёмкин.

Понятно, не родством с временщиком, вельможей «в случае», мог гордиться Ермолов. Его семья переплелась в свойстве сразу с несколькими выдающимися фамилиями, принёсшими честь и истинную славу Отечеству. Родство шло через мать — Марью Денисовну, урождённую Давыдову. Она была родною тёткою знаменитому поэту-партизану Денису Давыдову, который, таким образом, приходился Ермолову двоюродным братом. В свою очередь её тётка, Катерина Николаевна, урождённая Самойлова, была родной племянницей «вице-императора» страны Г. А. Потёмкина и от первого брака за Раевским имела сына Николая, героя войны 1812 года. Этот Раевский женился на внучке (или, как говорили тогда, на внуке) великого Ломоносова, родившей ему двух сыновей — Александра и Николая. Когда одному из них было пятнадцать, а другому одиннадцать лет, генерал Раевский вместе с ними во главе Семёновского полка бросился на французов в сражении у деревни Дашкове, на Салтановской плотине, в двенадцати вёрстах от Могилёва…

Ермоловы, Раевские, Ломоносовы, Потёмкины, Давыдовы творили русскую историю, укрепляя государство в тех его пределах, в которых оно и осталось в наследство отдалённым потомкам…

2

Стало уже обычаем записывать дворянских недорослей на военную службу чуть ли не с пелёнок. 5 января 1787 года, на десятом году жизни, Алексей Ермолов был зачислен каптенармусом — унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк, в сентябре следующего года произведён в сержанты, а вскоре и в офицеры и к 1791 году имел уже чин поручика. Определённый в гвардию, первые годы юноша оставался под родительской кровлей, мечтая пойти по стопам отца-артиллериста. Пётр Алексеевич рассказывал ему о своей службе, о тонкостях огневого дела, так что отвлечённые слова «карронада», «единорог», «гаубица», «мортира», «фейерверкер», «бомбардир», «канонир», «артиллерийская шкала» наполнялись для мальчика живым и глубоким смыслом.

Москва, которую видел юный Ермолов, оставалась средоточием русского служилого дворянства. Екатерина II, немка по рождению, сумела сделаться в душе чисто русской государыней. Она стремилась внушить подданным любовь к своему Отечеству и готовность пожертвовать для него всем достоянием и, если надо, жизнью. Сын своего времени, Пётр Алексеевич Ермолов не уставал повторять первенцу святые для него слова:

— Когда требует государь и Отечество службы, служи, не щадя ничего, ибо наша обязанность только служить!..

Стремясь дать сыну подлинно хорошее образование, он определил его семи лет в университетский благородный пансион, на руки к профессору Ивану Андреевичу Гейму.

Учёный муж полюбил пытливого мальчика, и Алексей привязался к своему наставнику. Много лет спустя, уже будучи генералом, Ермолов не проезжал Москвы без того, чтобы не посетить старика Гейлы, которому был обязан развитием любви как к естественным наукам, так и к изящной словесности и живым и мёртвым языкам. Математике он учился у педагога Крупеникова, блестяще овладев всеобщего арифметикой и искусством землемерия, или геометрией.