Генерал Деникин. За Россию, Единую и Неделимую - [14]
Дабы выяснить эти отношения, стороны договорились об официальном свидании. Более чем дипломатично – не в Новочеркасске, не в Мечетинской, а посередине – в станице Манычской. Интересно, что Деникин упоминает об этом важнейшем факте в своих воспоминаниях лишь вскользь, Краснов – более подробно.
Атаман прибыл на пароходе «Вольный казак» в компании назначенного председателем совета управляющих и управляющим отделом иностранных дел Богаевским (дабы окончательно не ссориться с Деникиным), генерал-квартирмейстером штаба Донской армии полковником Кисловым и кубанским атаманом Филимоновым, бежавшим на Дон после падения Екатеринодара. Деникин подъехал на автомобилях с генералами Алексеевым и Романовским, полковниками Ряснянским и Эвальдом.
Командующий Добрармией с ходу высказал Краснову всё, что он думает по поводу военного сотрудничества с немцами («недопустимо, чтобы добровольцы участвовали с немцами. Добровольческая армия не может иметь ничего общего с немцами»[30]).
Однако тут уже атаман расправил плечи, кичливо заявив, что он «уже более не бригадный генерал, каким знал атамана на войне генерал Деникин, но представитель пятимиллионного свободного народа и потому разговор должен вестись в несколько ином тоне»[31]. Того скромного столичного подъесаула с лихо закрученными усиками, военного корреспондента «Русского инвалида», с которым Деникин ехал в поезде на японскую войну и которому намекал на присущий в его статьях элемент «поэтического вымысла в ущерб правде», уже не было – пернач обязывал.
Показная бойкость добровольческих визитёров не смутила – называть себя «представителем пятимиллионного свободного народа», будучи избранным в качестве компромиссной фигуры всего лишь от 10 «белых» станиц, тогда как 124 оставались под красными, было слишком самонадеянно (Богаевский постарался осведомить Деникина обо всех тонкостях).
Краснову напомнили о 6 млн рублей, которые были обещаны Добрармии ещё покойным атаманом Калединым на продолжение борьбы. Тот обронил: «Хорошо. Дон даст средства, но тогда Добровольческая армия должна подчиниться мне». Деникин вспылил: «Добровольческая армия не нанимается на службу. Она выполняет общегосударственную задачу и не может поэтому подчиниться местной власти, над которой довлеют областные интересы»[32].
Когда главком поднял вопрос о совместных действиях на Нижнем Дону, атаман спокойно предложил добровольцам вообще убраться с Дона. На Волгу, к Царицыну, искать военного счастья в крестьянских губерниях, сплошь настроенных пробольшевистски. Краснов как будто и не отказывается от сотрудничества, даже согласен подчинить Деникину партизан слабозаселённых Нижне-Чирского и Великокняжеского районов. Однако это было именно то, от чего ещё Корнилов отказался зимой, – поход на безлюдные зимовники, где не прокормишь даже небольшую армию ни зимой ни летом. Да и таким образом с красновских глаз долой убирался бы мощный конкурент, которого надо было держать подальше не только от Дона, но и от подозрительно косящихся на добровольцев германцев. Весьма вероятно, что эта комбинация как раз и была подсказана Краснову командованием оккупационных войск. В любом случае он ничего не проигрывал – воюй на Волге добровольцы успешно, Царицын ушёл бы после победы под атаманскую власть, безуспешно – одной проблемой меньше.
Но Деникина с Алексеевым трудно было провести. Пройти с 2,5 тысячи измученных Ледяным походом добровольцев с боями несколько сотен вёрст до густонаселённого рабочими Царицына, где искать возможности соединиться с кочующими по заволжским степям уральскими казаками атамана Александра Дутова, было самоубийственно. К тому же Деникин уже давно определил своей более надёжной базой именно Кубань, где ему был гарантирован самый тёплый приём и пополнения среди местного линейного казачества. Добровольцев ждали терцы, черкесы, горцы. Уйти отсюда означало обречь потенциальных новобранцев и союзников на истребление неорганизованными, но зато куда более многочисленными и лучше вооружёнными красными отрядами. Да и продовольственная база Кубани – не чета голодным манычским степям.
«На Царицын я теперь не пойду. Я обязан раньше освободить кубанцев – это мой долг, и я его исполню»[33], – приводит Краснов в своих воспоминаниях слова Деникина. Генерал помнил, кому обязан тем, что Добрармия не перестала существовать после поражения под Екатеринодаром. Редкое качество для военного человека, который должен быть циником по природе. Своим моральным принципам Деникин не изменял даже в самые тяжёлые дни.
Похоже, что именно этого и добивался атаман – добровольцы уходили на Екатеринодар, донцы – на Воронеж и Царицын. В стороны прямо противоположные. Очень символично для понимания причин будущего поражения Белого движения.
