Гендер и язык - [26]
3.2.2. Морфологические отличия
Эдвард Сепир (1929, цит. по [Yaguello 1978] описывает язык яна (Yana) (в Калифорнии). Язык яна, используемый среди мужчин, отличается морфологически от варианта его использования в других ситуациях (мужчина с женщиной, женщина с мужчиной, женщина с женщиной). Слова, используемые при общении мужчин (men-to-men) длиннее, чем употребляющиеся в общем языке. По-видимому, в меньшинстве случаев мужчины добавляют суффикс к начальной форме, следуя правилу, которое приблизительно может быть сформулировано так: когда слово в общем языке заканчивается на долгий гласный, дифтонг или согласный или если слово состоит из одного слога, мужчины в своем языке к нему присоединяют суффикс [na], например, [ba] – самец – [bana]; [au] – огонь – [auna]. В большинстве случаев форма в общем языке представляет собой логическую аббревиатуру мужской формы, образуемую по правилу, которое приблизительно может быть сформулировано так: когда слово в мужском языке оканчивается кратким гласным – [a, i, u], этот гласный утрачивается и предыдущий согласный становится глухим; таким образом, [b, d, g, dʒ] + краткий гласный = [р’, t’, k’, tƒ’], [gagi] – (ворона) – [gak’]; [p’adʒa] – (снег) – [p’atƒ’].
Второе правило может быть объяснено принципом морфо-фонемической экономии (тенденция упрощения слов, имеющаяся во всех языках, например omnibus – bus, refrigerator – fridge и т. д.). Другими словами, по-видимому, мужской язык сохраняет исторически старые формы. Сепир полагает, что сокращенные женские формы символизируют низкий статус женщины: мужские же полные формы ассоциируются с этикетом и официальностью. Это занятный случай связывания мужской речи с консерватизмом и чистотой языка – характеристиками, которые обычно ассоциируются с женским языком (подробнее об этом в главах 4 и 8).
Среди коасати (Koasati), индейского племени маскоги в Луизиане, определенные формы глагола варьируют в зависимости от пола говорящего [Haas 1944]. Например, там где женские формы имеют в конце слова назализованный гласный, мужские оканчиваются на – s. Приведем примеры:
Там где в женской форме наблюдается нисходящий тон с ударением на конечном слоге и слово оканчивается на краткий гласный, за которым следует [1], в мужской форме отмечается восходящий тон, а [1] заменяется на [s].
В этой общности женский язык является консервативным и представляет собой более раннюю стадию развития языка. В 1944 г. Хаас выявил, что только пожилые женщины придерживаются этих правил; молодые же пользуются мужскими формами в речи. Женские формы языка, вероятно, постепенно устаревают.
3.2.3. Лексические отличия
О половых различиях в лексике нередко сообщали первые антропологи. Здесь мы рассмотрим два примера, а еще два будут представлены в следующем разделе (3.3).
В большинстве языков система местоимений маркирует отличия по полу в третьем лице (он / она – he /she), но различие по полу говорящего менее типично для первого и второго лица. В японском языке признак пола отображается во всех трех лицах местоимений [Bodine 1975а]. Существует форма первого лица watakushi, которая может использоваться как мужчиной, так и женщиной, но мужчины более склонны к употреблению Ьоки, а женщины atashi (сокращенная форма от watakushi). В японском языке есть два местоимения второго лица: anata, которая может относиться к адресатам как мужского, так и женского пола, и kimi — форма, применяемая исключительно мужчинами при обращении к мужчинам или женщинам равного или более низкого социального статуса.
В исследовании жителей острова Тробрианд (Trobriand) Малиновский (1929; цит. по [Yaguello 1978]) установил, что их терминология родства организована на основе двух критериев:
1. одинаковый / разный пол;
2. старше / моложе.
Это означает, что слово для выражения понятия «сестра», например, будет варьировать в зависимости от пола говорящего и в соответствии с тем, младше или старше говорящий своего брата или сестры. Таблица 3.1 показывает функционирование системы родства на примере понятий «сестра, брат, невестка, зять».
Таблица 3.1
Понятия «сестра, брат, невестка, зять» в языке жителей острова Тробрианд (по данным [Yaguello 1978, 27])
У тробрианцев существует три понятия вместо нашего одного для определения «сестры» – luguta, tuwagu, bwadagu. И наоборот, они не проводят различий ни между сестрой мужчины и братом женщины (оба относятся к luguta), ни между братом мужчины и сестрой женщины, если возрастные характеристики в обоих случаях одинаковы (tuwagu или bwadagu).
Мы можем увидеть, почему в прошлом ученые заблуждались, говоря о женском и мужском языках. В частности, английский и другие европейские языки различают родственников исходя из пола лица, о котором говорят; тробриандский же язык, как и языки чикито и яна и многие другие, исходят непосредственно из пола говорящего. Это означает, что жители острова Тробрианд наделяют разными именами тех родственников, кого мы рассматриваем как «одинаковых», но только одним именем тех, кто воспринимается нами как «разные».
3.3. Антропологическая интерпретация
Очевидно, что ни один из приведенных примеров не дает оснований говорить об отдельных языках женщин и мужчин. Исследователи ошибочно описывали явления, с которыми они столкнулись, как самостоятельные женский и мужской языки в результате собственной лингвистической наивности и склонности к преувеличению. При формулировании гипотезы о происхождении половых различий в языке они (исследователи) неосознанно попадали под влияние собственных априорных представлений о поляризованности различий между полами. Антропологи выдвигают два основных объяснения:
Ни для кого не секрет, что современные СМИ оказывают значительное влияние на политическую, экономическую, социальную и культурную жизнь общества. Но можем ли мы безоговорочно им доверять в эпоху постправды и фейковых новостей?Сергей Ильченко — доцент кафедры телерадиожурналистики СПбГУ, автор и ведущий многочисленных теле- и радиопрограмм — настойчиво и последовательно борется с фейковой журналистикой. Автор ярко, конкретно и подробно описывает работу российских и зарубежных СМИ, раскрывает приемы, при помощи которых нас вводят в заблуждение и навязывают «правильный» взгляд на современные события и на исторические факты.Помимо того что вы познакомитесь с основными приемами манипуляции, пропаганды и рекламы, научитесь отличать праву от вымысла, вы узнаете, как вводят в заблуждение читателей, телезрителей и даже радиослушателей.
Книга известного политолога и публициста Владимира Малинковича посвящена сложным проблемам развития культуры в Европе Нового времени. Речь идет, в первую очередь, о тех противоречивых тенденциях в истории европейских народов, которые вызваны сложностью поисков необходимого равновесия между процессами духовной и материальной жизни человека и общества. Главы книги посвящены проблемам гуманизма Ренессанса, культурному хаосу эпохи барокко, противоречиям того пути, который был предложен просветителями, творчеству Гоголя, европейскому декадансу, пессиместическим настроениям Антона Чехова, наконец, майскому, 1968 года, бунту французской молодежи против общества потребления.
Произведения античных писателей, открывающие начальные страницы отечественной истории, впервые рассмотрены в сочетании с памятниками изобразительного искусства VI-IV вв. до нашей эры. Собранные воедино, систематизированные и исследованные автором свидетельства великих греческих историков (Геродот), драматургов (Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан), ораторов (Исократ,Демосфен, Эсхин) и других великих представителей Древней Греции дают возможность воссоздать историю и культуру, этногеографию и фольклор, нравы и обычаи народов, населявших Восточную Европу, которую эллины называли Скифией.
Сборник статей социолога культуры, литературного критика и переводчика Б. В. Дубина (1946–2014) содержит наиболее яркие его работы. Автор рассматривает такие актуальные темы, как соотношение классики, массовой словесности и авангарда, литература как социальный институт (книгоиздание, библиотеки, премии, цензура и т. д.), «формульная» литература (исторический роман, боевик, фантастика, любовный роман), биография как литературная конструкция, идеология литературы, различные коммуникационные системы (телевидение, театр, музей, слухи, спорт) и т. д.
В книге собраны беседы с поэтами из России и Восточной Европы (Беларусь, Литва, Польша, Украина), работающими в Нью-Йорке и на его литературной орбите, о диаспоре, эмиграции и ее «волнах», родном и неродном языках, архитектуре и урбанизме, пересечении географических, политических и семиотических границ, точках отталкивания и притяжения между разными поколениями литературных диаспор конца XX – начала XXI в. «Общим местом» бесед служит Нью-Йорк, его городской, литературный и мифологический ландшафт, рассматриваемый сквозь призму языка и поэтических традиций и сопоставляемый с другими центрами русской и восточноевропейской культур в диаспоре и в метрополии.