Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - [95]

Шрифт
Интервал

является необоснованно мягким для описания того жесткого давления, которое оказывается на человека в процессе его воспитания в рамках монастыря, учебного заведения и семьи. И даже в этом случае реакция на процесс воспитания может отличаться от ожидаемой: вместо законопослушного чиновника и доброго католика мы получаем Джеймса Джойса.

Адекватное описание формирования гендера должно объяснить такое отступление от ожидаемого результата как нечто большее, чем редкое исключение или социальное отклонение. Это возможно только в том случае, если анализ удачной социализации осуществляется в терминах, которые позволяют нам понять и неудачную.

На основании вышесказанного можно сформулировать несколько критериев, которым должна соответствовать теория формирования гендера. Она должна учитывать социальные и личностные противоречия. Она должна учитывать власть и ее воздействие и при этом не превращать людей в автоматы; она должна объяснять мотивы послушания и согласия, например в случае, когда ребенок подчиняется родителям из-за потребности в родительской любви и ласке. Она должна распознавать различные уровни личности и при этом не сводить отношения между уровнями к утверждению, что один уровень просто выражает характеристики другого. И, наконец, самое важное качество теории, в каком-то смысле покрывающее остальные ее качества, – историзм: она должна рассматривать личность в терминах траектории – темпоральной и ситуационной – и идентифицировать постоянные исторические изменения социальных сил, влияющих на личностный рост.

Это довольно жесткие, но в то же время обоснованные критерии теоретичности. Я считаю, что только два подхода приближаются к тому, чтобы им соответствовать: классический и экзистенциальный психоанализ. О них мы и будем говорить в оставшейся части данной главы. По разным причинам оба этих подхода не вполне удовлетворяют нашим критериям. Мы рассмотрим эти причины и в следующей главе постараемся наметить пути изменения представлений о личности.

Классический психоанализ: динамичное бессознательное

Фрейд писал о сексуальности и гендере очень много. Я не ставлю своей целью приводить здесь краткий очерк или историю его идей или идей его последователей. Моя задача – в том, чтобы исследовать тот вклад, который внес сам Фрейд и его школа в социальную теорию гендера. Соответственно, я начну свой анализ не с эдипова комплекса и не с анализа фемининности и маскулинности, а с его общих теоретических рассуждений об отношениях между психическим и социальным.

В рассуждениях Фрейда на эту тему можно увидеть две линии. Одна состоит в широчайших и по преимуществу произвольных аналогиях между психической жизнью детей и невротиков, с одной стороны, и «дикарей», толп и социальных групп, с другой. Вторая, гораздо более глубокая, связана с социальным вытеснением сексуальности в европейской культуре. Эта линия анализа в 1908 году привела его к выдающейся психологической критике брака и двойного стандарта сексуальности для мужчин и женщин как институтов, основанных на подавлении женской сексуальности. Социальное давление, направленное на то, чтобы лишить женщину сексуального счастья, было важнейшей силой, которая обусловливала возникновение и развитие невроза. В своих более поздних сочинениях, которые венчаются работой «Неудовлетворенность культурой» (1930), Фрейд обобщает рассуждение о вытеснении и делает более сильный акцент на его исторической динамике.

Конфликт между культурой и природой является, конечно, традиционной темой западной мысли. Но Фрейд не просто развивает темы, заданные еще античной философией. Клинические методы психоанализа, в особенности понятие вытеснения, позволяют ему сформулировать эту проблему более точно, комплексно, а также развить ее в новом направлении. В своей книге «Неудовлетворенность культурой» он показывает «сходство между процессами в культуре и либидинальным развитием индивида», которое является не просто аналогией, но отношением: «цивилизация строится на отказе от влечения». Но отказ проецируется не на мифическое прошлое или философское будущее, как в «Общественном договоре» Руссо (и на самом деле в работе «Тотем и табу» самого Фрейда). Он действует в жизни каждого человека в процессе психосексуального развития и оказывает влияние на уровне бессознательного посредством механизма вытеснения. Невроз – это материальное, а не метафорическое следствие социального давления на личность, которого требует прогресс культуры. Структура личности взрослого человека формируется под воздействием этого давления, главным образом – через опыт общения маленького ребенка в семье.

Формирование супер-Эго как части психической организации личности само является социальным механизмом. Вот какое поразительное уподобление устанавливает Фрейд в уже упоминавшейся книге:

Таким образом, культура достигает господства над опасным желанием человека к проявлению агрессии посредством ее ослабления и посредством формирования внутренней способности контролировать ее, подобно тому как военный гарнизон контролирует ситуацию в побежденном городе.


Рекомендуем почитать
Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».


История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Кривое горе (память о непогребенных)

Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.