Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - [123]

Идеологи и интересы

Если наша стратегическая аргументация хотя бы частично верна, то она показывает значимость людей, которые заняты переделкой культурных форм. В обсуждениях гендерной идеологии практически игнорировались идеологи. Исключение представляет только анализ, проделанный Виолой Кляйн в «Женском характере». Основываясь на социологии знания Мангейма, она пришла к необходимости обратить внимание на людей, которые порождают знание, на социальные позиции, которые они занимают, и на интересы, которые они выражают. В результате даже сорок лет спустя ее работа остается одной из наиболее важных в области гендерной идеологии.

Единственное, чего явно не хватает в работе Кляйн, – понятия гендера как самостоятельной социальной структуры. То же самое можно сказать и о более новых историях идей, посвященных движениям в сфере гендерной идеологии, таких как «Радикальные сексуальные движения» Пола Робинсона, «Рай в бессердечном мире» Кристофера Лэша, «История сексуальности» Мишеля Фуко. В той мере, в какой в этих работах содержатся структурные категории, они являются достаточно свободными производными от классового анализа. Результатом такого подхода служит социальный анализ идей, который на полпути был развернут на 90 градусов. Поэтому аргументация должна была постоянно сдвигаться от оси класса в сторону главного предмета изучения – пола и гендера. Остается гадать, откуда возьмутся целые группы интеллектуалов, интересующихся гендерной политикой.

Эти исследования свидетельствуют, насколько важны интеллектуалы, занимающиеся объяснениями гендерных отношений. Чтобы понять этих людей, можно опереться на существующие теории интеллектуалов, выполненные в традициях Мангейма и Грамши, и, возможно, также на теории нового класса, разработанные такими исследователями, как Гоулднер, Конрад и Зелени, – для объяснения интеллектуалов. Но никакого прямого переноса этих идей на нашу предметную область не может быть, так как все они построены в рамках классовой модели и игнорируют структуру гендера. Поэтому в нашем случае мы должны поставить новые вопросы об интеллектуалах и гендерных отношениях.

Эти вопросы как раз и ставятся в некоторых последних работах, написанных под сильным влиянием феминизма. Вероятно, самые лучшие примеры в данном случае – книги Эренрайх и Инглиш «Во имя ее собственного блага» и Рейгер «Разочарование в домашнем очаге». В обеих книгах прослеживается возникновение новых форм доминирования мужчин над женщинами, при котором группы интеллектуалов играют ведущую роль. Речь здесь идет скорее о специалистах в разных областях, чем о научных работниках, обсуждаемых в книге Кляйн. И дело не только в том, что профессионалы-мужчины обосновывают и осуществляют новые формы власти. Гораздо удивительнее то, что исторический процесс, связанный с медицинским вмешательством в здоровье женщин и уход за детьми, формирует группы интеллектуалов, которые оказываются гендеризованными. Примером тому служит категория «медицинских авторитетов в воспитании детей» – социальная категория, складывающаяся в результате полового разделения труда, которое предписывает женщинам осуществлять главную заботу о детях и в силу гендерной структуры власти определяет мужчин как главных медицинских авторитетов.

Обсудим в связи с этим более общий вопрос. С точки зрения теории гендера он состоит в том, где и как интеллектуалы и интеллектуальная работа вписываются в структуру гендерных отношений. С точки зрения социологии интеллектуалов этот вопрос состоит в том, как и насколько глубоко процесс образования этой группы связан с гендерными отношениями и насколько глубоко характер и влияние интеллектуального труда определяются гендерной динамикой. Когда данные вопросы сформулированы в этих терминах, инструменты идеологии – теория и социология интеллектуалов – могут быть использованы в анализе на новых основаниях.

Возьмем, к примеру, категорию органичных интеллектуалов, которую ввел Грамши для обозначения людей, выполняющих функцию интеллектуалов внутри определенного класса: они работают над самоопределением класса и помогают ему мобилизоваться как политическая и социальная сила. Я склонна считать, что существуют люди, выполняющие аналогичную задачу в гендерных отношениях. Замечательным примером такой категории людей служит Хэрриет Кид, которая работала в главном офисе Британской женской кооперативной гильдии незадолго до Первой мировой войны. Она сменила за свою жизнь несколько видов деятельности: была рабочей на мельнице, незамужней матерью, после того как ее изнасиловал ее работодатель, активистом, занятым организацией местного сообщества (local labour and community organizer), а затем его руководителем. Гильдия, в которой она работала, существовала с 1880-х годов и была массовой организацией женщин-работниц, в период между войнами насчитывавшей более 60 000 членов. Своим успехом эта организация, очевидно, была обязана воинствующему социалистическому феминизму организаторов, подобных Кид.

Органичный интеллектуал другого рода – Марабель Морган, домохозяйка из Флориды и деловая женщина 1970-х. Книга «Женщина до мозга костей» уже упоминалась как классическая репрезентация утрированной фемининности. Эта книга выросла из четырехнедельного курса, в рамках которого домашних хозяек обучали тактике быть «женщиной до мозга костей», организовав домашнюю работу таким образом, чтобы она была направлена на удовлетворение любого желания мужа. Хотя авторитеты, к которым апеллирует Морган, – это главным образом библейские пророки и психиатры, особого значения в тексте они не имеют. Ее основная мысль доказывается с помощью огромного множества маленьких эпизодов из жизни «женщин до мозга костей». Морган служит передаточным звеном для распространения среди женщин идеологии, выстроенной самими женщинами. Хотя эта идеология, как показывает Андреа Дворкин в работе «Женщины правых взглядов», является ответом на их бессилие в отношениях с мужьями, это не меняет органического характера интеллектуального труда.