Гендер и политика времени. Феминистская теория и современные дискуссии - [58]

Хотя нет никакого автоматизма в достижении конкретных результатов, анализ определенного пути может, в принципе, помочь определить некоторые длительные и краткосрочные процессы, включенные в поддержание/ниспровержение гендерной политики и моделей поведения, и может с пользой быть скомбинированным с анализом, как изменений условий (вос)производства, так и небольших постепенных изменений в поведении, о чем уже говорилось в этой главе ранее.

Признавая, что гендерные пути получают собственный импульс, этот подход будет также исследовать, как они взаимодействуют с более общим давлением и процессами, описанными такими авторами основного направления, как Пайерсон. Сегодня кумулятивное влияние кратко- и долгосрочных изменений означает, что гендерные нормы и ожидания, которые были доминирующими во многих социальных государствах большую часть 20‑го века, все в большей мере находятся в несоответствии с повседневной жизнью людей и их опытом, — они более не являются надежным базисом для социальной политики. Это открывает возможности для парадигмального сдвига, демонстрирующего важность работы, традиционно исполняемой женщинами, и стремлений разделить ее с мужчинами. Такой сдвиг уже происходит в ряде скандинавских стран, и он постепенно становится актуальным для феминисток и в других странах, хотя шансы на его успех там могут быть ограничены менее благоприятными условиями, которые имеют свои собственные определенные пути.

Выводы

В этой главе были рассмотрены как политическая природа темпоральных представлений, так и темпоральная природа политических идей, связанных с гендерными моделями использования времени и власти. Они признают сдерживающие эффекты прошлого угнетения и могущественных интересов, оппозиционных феминистским целям. Тем не менее, есть некоторые основания для оптимизма. Они не только подчеркивают роль человеческих действий в творении истории, но также указывают на то, что современные материальные условия потенциально более благоприятны, чем в прошлом. А это значит, что даже небольшие изменения могут иметь кумулятивный эффект и гендерные пути, возможно, уже достигли критической точки, в которой открываются новые возможности и парадигмы. В этом контексте «утопическое» воображение альтернатив может сыграть важную роль, но должно основываться на современных возможностях, возникших из прошлого.

В главе также подчеркивалось, что анализ истории может сам по себе быть рассмотрен как политический проект, оспаривающий мужские парадигмы, и хотя вряд ли это обеспечит прямыми «уроками» современных феминисток, история служит источником мотивации и вдохновения, что свидетельствует о разнообразии женского опыта и сложностей борьбы, стоящей перед ними. Хотя в этой же главе обсуждаются общие и современные различия между мужчинами и женщинами, в главе они не рассматриваются в дихотомических понятиях. Темпоральная природа истины и идентичности отрицают надежность основ дихотомического мышления. Это означает, что хотя мы можем определить доминантные гендерные нормы и гендерные модели поведения, но они текучи и изменчивы, по-разному влияют на различные группы, что позволяет некоторым людям действовать вопреки гендерным моделям. Это ведет нас к тому, что есть определяемые гендерные различия в использовании времени, и они генерирует разные способы отношения и понимания времени и связаны с привилегированным положением мужчин. Однако в этой главе предостерегается от любой прямой идентификации «мужского времени» и «женского времени». Эти вопросы будут актуализированы в следующей главе.

Глава восьмая. «Женское время»

«Независимо от обстоятельств, женщины, чужие в мире определенного мужчинами времени, они никогда не будут там дома. В лучшем случае они — гости, которые хотят быть полезными; в худшем они — беженцы, живущие в неспокойные времена» (Forman, 1989, p. 1)

Как уже упоминалось в части I, доминантная модель времени в современных капиталистических обществах — линеарна, ориентирована на цели, выражающая овеществленное часовое время. Это время, которое является индивидуальной собственностью, можно приобретать, продавать, инвестировать, использовать или растрачивать; это время, измеряемое в виде последовательности отдельных видов деятельности. В такой модели время — это деньги, а прибыльность требует удлиненного рабочего времени и/или интенсификации рабочего времени и постоянного поиска очевидных идентифицируемых результатов. Однако это гегемонистское понимание времени сосуществует с другими моделями времени, в частности, человеческие отношения и забота имеют собственную темпоральную модель и логику, так же, как наши тела имеют такие ритмы, от которых мы не можем уклоняться по своему желанию.

В этой главе мы будем развивать идеи второй главы, о социальной природе времени, чтобы ближе подойти к рассмотрению вопроса о том, существует ли отдельная женская «темпоральная культура», и если существует, то каково ее место в патриархальных капиталистических обществах. Положения нашей книги до сих пор показывали, что какие-либо различия между мужским и женским временем не следует понимать строго дихотомически, поскольку наше восприятие времени само по себе противоречивое, текучее и многоуровневое, а ведь женщины и мужчины — это не замкнутые, унитарные категории. Впрочем, это не исключает возможности, что общие отличия в физическом и социальном опыте часто приводят мужчину и женщину к разному отношению ко времени; если это так, то «мужское время» будет привилегированным, и женское требование равенства приведет их к усваиванию мужских темпоральных норм. Очевидно, что доминирующее время — это также время капиталистической рыночной экономики, поэтому любые попытки изменить темпоральную культуру невозможны в отрыве от решения экономических и политических вопросов.