Гелимадоэ - [52]

Теперь во всем зале не оставалось человека, который сохранял бы подозрительность и скептическое намерение раскрыть фокус; всяк выражал свой восторг и жаждал лишь одного; пережить еще более острое, щекочущее нервы ощущение.

На сцену был приглашен конопатый сынок булочника. Фокусник ловким взмахом руки прикрепил к его спине восемь карт одинаковой масти. Паренек в этом положении стоял на сцене, а фокусник спустился в зал. Теперь в игре снова могли участвовать зрители из последних рядов и мальчишки на галерее. Фокусник просил то одного, то другого назвать любую из восьми карт, прикрепленных к спине булочникова сына. «Валет!» — Гоп! Едва слово прозвучало, как среди всех карт подпрыгнул валет. «Семерка! Туз! Король!» Карты подпрыгивали, смеху не было конца. Еще бы не смеяться, когда юный Кминек, не понимая, в чем дело, удивленно оглядывался, жалобно тараща свои телячьи глазки.

Этот трюк занял немного времени. Сынок булочника важно уселся рядом со своим отцом, и вот уже вдова Гатлова костлявой рукой выбирает карту, но когда фокусник просит возвратить ее, оказывается, что карта исчезла! Вдова растерянно озирается по сторонам, чьи-то услужливые руки чиркают спичками вокруг ее подола, так что полицейский у входа обеспокоенно хмурится.

— Ну, это не беда, — добродушно успокоил вдову фокусник. Он вытащил из кармана пистолет — бах! — и пропавшая карта, словно в насмешку, как ни в чем не бывало, целая и невредимая, висит на задней кулисе.

После выстрела наиболее чувствительные из зрителей долго еще сидели, заткнув себе пальцами уши.

Несколько разноцветных платочков кудесник затолкал в обыкновенную железную трубу, — до того ее передавали из рук в руки, и она путешествовала по залу. И тут вдруг — невероятная вещь! — племянница церковного сторожа вместо платочков вытащила из трубы чудесный пестрый летний зонтик. Снова был приглашен на сцену сын булочника, только что отличившийся во время трюка с картами. Фокусник нарочито замедленным жестом вынул из кармана золотую монету (настоящую золотую монету!) и торжественно пообещал, что юноша получит ее, если в точение трех минут удержит в руках маленькую свинцовую пулю. Пишкот-Бисмарк с достоинством поднялся со своего места и встал под одной из ламп с часами в руке, назвавшись судьей в этом любопытном состязании. Парень, не спуская жадного взгляда с золотой монеты, лежавшей на столе, сжал в руке пулю. Судья кивнул, фокусник помахал палочкой, и молодой Кминек вдруг начал выделывать на сцене странные телодвижения: он перебрасывал пулю с руки на руку, плевал на нее, отчаянно подпрыгивал, гримасничал, но уже задолго до того, как неумолимая стрелка трижды обежала маленький циферблат на часах Пишкота, пуля выпала у него из рук и закатилась под мою лавку. Я нагнулся за ней — она жглась как тысяча чертей.

Одно чудо следовало за другим. Вот золотые монеты падают из рук фокусника в блюдо, их уже много, блюдо переполнено, еще миг — и они посыплются через край, — но тут опять гремит выстрел, над блюдом высоко взвиваются языки голубого пламени, и от золота остается лишь пепел и запах сожженной бумаги. Двое мужчин из публики вцепились в палочку фокусника и крепко держат ее за оба конца, на палочке — печатный перстень кондитера. Но вот платок, прикрывавшая перстень, — сдернут, перстня словно не бывало, вместо него, к вящей потехе публики, на палочке покачивается круг колбасы. А перстень кондитера нашла у себя на коленях радостно изумленная аптекарева Иржинка. Эта чрезвычайно пикантная шутка еще более всех развеселила, поскольку всем было известно, что бравый Прокоп вот уже года три как находит удовольствие прогуливаться под аркадами возле окоп аптеки.

Чудо из Каны Галилейской было повторено здесь наглядно, и, можно сказать, еще более впечатляющим образом, чем это описано в Библии. Четыре стакана с водой последовательно превратились в стаканы с вином: белым, красным и шипучим, а в четвертом из воды даже сделался коньяк, в чем господин советник Соучек убедился сам и подтвердил перед всей публикой, усердно кивая своей лысой головой. Впрочем, строгий господин советник то ли действительно не разобрался, то ли был подкуплен фокусником? Когда его стакан передали на проверку булочнику, в нем опять оказалась вода, да при том еще тепловатая и отвратительная на вкус. Кминек, смешно оттопырив губы, выпустил ее фонтаном.

— А теперь, достопочтенная публика, — торжественно возгласил фокусник, — мы приступим к последнему номеру перед антрактом. Но в нем непременно должна участвовать одна из прекрасных дам.

Несколько наивных женщин, видимо, плохо расслышав сказанное, горячо изъявили свое согласие, но кудесник уже наметил себе избранницу — Дору Ганзелинову. Он подошел к ней своей крадущейся походкой и с самой обворожительной улыбкой попросил у Ганзелина позволения. Раскрасневшаяся Дора неуверенно поднялась по ступенькам на сцену, осторожно придерживая кончиками пальцев подол своего длинного платья.

Тут-то наконец был отрыт таинственный желтый саквояж из телячьей кожи. Фокусник вытащил оттуда низкий складной стульчик (и как только он там помещался!), предложил его Доре, она опустилась на него, так что пышное платье легло вокруг наподобие светло-голубого колокола. Она рассеянно смотрела на публику, а я глядел на нее во все глаза, терзаемый жестокой ревностью. Дора, судя по всему, не замечала моего благоговейного взора. Фокусник обратил открытый саквояж к зрителям, постучал по нему своей палкой — саквояж был пуст. Пуст? Кто смеет утверждать? Не успел я опомниться, как фокусник уже принялся в нем что-то искать, и надо же! Из саквояжа было извлечено блюдо с нарезанной колбасой — скромное угощение для такого дорогого гостя на сцене. Впрочем, вы правы, правы, — такой красавице подносить колбасу? Но уместнее ли цветы? И вот из саквояжа появился букет бумажных цветов (на первый взгляд розы казались совершенно живыми). Там хватило еще места для целого подноса экзотических фруктов (фрукты были из папье-маше, как и колбаса); там же оказались и те волшебные яйца, а кроме них — пасхальные яички всех цветов; там обнаружились еще прелестный будильничек, который тотчас прозвенел серебряным голосочком, коробка конфет и две бутылки вина, а сверх того — две стеклянные вазы. Фокусник поставил их по обеим сторонам возле Доры, махнул палочкой, и в них развернулись веера из павлиньих перьев. Теперь, запустив руки в саквояж, он принялся проворно извлекать оттуда металлические стрелы и по невидимому кругу ловко метать их к Дориным ногам. Каждая стрела вонзалась в пол, и на месте каждой возникал пук цветов. Дора сидела, утопая в цветах, подобно принцессе из волшебной сказки.