Гекуба - [7]

Шрифт
Интервал

Но как все-таки пишет сам классик? Уже в автобусе по дороге домой Евгений в нетерпении открыл новенькую книжку и, как рюмку сивухи, проглотил первый рассказ. К горлу подступила тошнота с духом перегара. Перед глазами возник Швондер в исполнении Карцева и прозвучало неповторимое "Это какой-то позор!" Он заглянул в конец рассказа. нет, не из ранних - написано уже на исторической родине, со всеми регалиями. Ладно, решил Домбровский. У всех бывают неудачные вещи... Открыл следующий рассказ. И - не поверил своим глазам - абсолютно о том же, что и первый. Та же беспомощная проза. Хуже Колесина писал только коллега Евгения по прозвищу Какер за страсть к псевдо-еврейскому юмору и неистощимую внутреннюю грязь. Какер тоже имел своих читателей и мог бы в принципе собрать такой же зал. Издавал и успешно продавал свои книги. И сам Домбровский, избавившись, наконец, от отеческой опеки колесиных, издавал за свой счет свои повести. Только что залы не собирал и не делился воспоминаниями о дружбе с великими людьми. Ну, не знавал он ни одного из них. Даже, как вот выяснилось, сам Колесин его ни разу лично и нахер не послал. Разве что в отписке из редакции.

Позже Женя прочел интервью с действительно уважаемым современником Коле-сина. "Если прочие мои враги, - говорил он, - были талантливые, то Колесин - просто бездарный. Вместе с таким-то они выжигали вокруг себя все. Как только появлялся способный писатель, они его затаптывали..."

Но здесь, как и в Союзе, у него был статус наибольшего благоприятствования. Что бы и как бы он ни написал. Редактор ждал от Домбровского только восторженного репортажа о встрече народного витии со своим перемещенным народом. Устроители встречи подобострастно лобызались с монстром, подставляли стул, наливали воду из графина. Колесина не просто представляли читателям, не просто рекомендовали, его точно так же навязывали, как в свое время партия Ленина-Сталина. Не зря злые языки говорят, что та же партия в разном обличье пришла к власти не только в России, но и в русском Израиле. Те же и для тех же. А потому обслуживающему Колесина персоналу, непостижимыми путями прорвавшемуся здесь к власти, было наплевать, что прочтут в его книгах люди, доверяющие устроителям встречи.

Как и многое другое, книголюбие было здесь превращено в свою противополож-ность именно теми, кому оно было поручено...

***

К удивлению Евгения главный редактор спокойно воспринял отказ своего посланца писать о гении Колесина. "Умерь свой пыл, женя, - устало сказал он. - Все знают, какое это... национальное достояние. Давай-ка мне лучше о последней пресс-конференции раиса что-нибудь позлее. Литературоведение - не твоя сильная сторона."

Кто-то отчаянно прорывался сквозь звонок. Женя торопливо переключился на нового собеседника. Им оказался человек по имени Эфрон - анти-Ури, как в редакции называли столь же неистового левого оппонента Бен-Цви. Если тот вещал высоким резким голосом, то у этого был спокойный профессорский рык с длинными паузами. К каждой своей статье он давал основательное научное вступление, опираясь на которое, как ему мнилось, разбивал любого оппонента по пунктам. Чудак, думал Домбровский, наш еврейский характер и чужие аргументы несовместимы.

"Вы знаете, Евгений, - не спеша начал Эфрон, - где находится штат Вашингтон?" И надолго замолк. "В Соединенных Штатах? - догадался Женя. - Там же где их столица?" "Ничего-то вы никто не понимаете, - возник опять бас после, казалось, возмущенного отключения. - Этот штат - аналог нашей Колымы. Он находится на Тихоокеанском побережье, на границе Штатов и Канады." "И что из этого?" Из глубины молчания и сдержанного дыхания послышалось, наконец: "Площадь этого штата около 180 тысяч квадратных километров, вчетверо больше Израиля вместе с оккупированными территориями. А население его всего четыре миллиона человек. Понимаете?" "Пока нет. И что же?" "А вы знаете, сколько стоит Израиль?" "Вы хотите купить этот пароход?" "Если на счету у каждого еврея в нашей стране лежит в среднем сто тысяч долларов (у знакомых мне израильтян, подумал Женя, в основном по такому минусу в трех банках...), то имущество нашего населения - около 500 миллиардов. Стоимость Электрической компании и прочих предприятий, которые можно демонтировать и вывезти из страны, составляет, по моим подсчетам, более двух триллионов долларов. Плюс личное имущество граждан. Одних личных автомобилей у нас три миллиона, а ведь это около 150 миллиардов. Так что спокойно можно говорить о трех триллионах. И вот все это я предлагаю влить в бюджет самого дальнего штата Америки! Вместе с пятью миллионами энергичных непьющих людей с хорошими профессиями и с миллионом детей, каждый из которых - потенциальный Эйнштейн. Правые намерены подставить это население под пули арабов и газы Саддама, а в Америке оно сохранится и приумножится. Я подготовил меморандум двум правительствам. В случае положительного решения мы все снимаемся с места и за год-два переселяемся в выделенный нам участок, который составляет ничтожную часть страны - четверть штата Вашингтон. Америка получает неслыханное финансовое вливание и избавляется навеки от затрат по охране нашей нынешней страны. У нее отпадает необходимомть ссориться с арабами, так как те получают обратно всю Палестину и распоряжаются ею по своему усмотрению. Мы же в мирных условиях через какие-то два-три года восстанавливаем свой потенциал, а в следующие пять лет, без затрат на оборону и человеческих потерь, удваиваем его. На период переселения мы находимся под защитой Шестого флота, как граждане США, а на перемещение наших ценностей достаточно только процента от вкладов в банки нашей новой родины. Как вам?" - взволновался, наконец, анти-Ури. "Гм... Как граждане США говорите? То есть по вашему плану я получаю американское гражданство..." "...сразу после совместного заседания Кнессета и Конгресса!" "И без проблем перевожу в любой банк Штатов свои сбережения (и откуда я их только возму, криво усмехнулся Евгений)?" "Конечно." "Тогда нафиг мне ваша американская Сибирь? Я как-то привык к условиям штата Флорида." "Да... но там же будет жить большинство израильтян. Общество, к которому мы все привыкли?" "Охотно отвыкну. И не только я. Если, конечно, это не будет резервация без права выезда." "Я уверен, что мы сами не захотим уезжать из..." "Напротив. мы брызнем оттуда на все четыре стороны. А в штате останется оборудование перемещенных предприятий и те же четыре миллиона коренных американцев, что жили там до вашего меморандума. Те самые, что навряд ли будут в восторге от нашего массового нашествия." "Почему? Мне лично ехать оттуда будет некуда. Как и отсюда. " "Потому, что вы на пенсии? Старики, возможно, осядут, если им там, миллиону евреев, кто-то построит хоть бараки. Но молодежь можно удержать только силой. А это не в традициях американской демократии." "А что их держит здесь? Ах, только не говорите мне, что эта земля завещана нам и так далее. Я атеист и плевать хотел на пейсатых, которых мы вообще оставим здесь. Мракобесы двух религий отлично уживутся друг с другом. А я бы хотел пожить, наконец, в своей стране, но в мире." "Возвращайтесь в Биробиджан. Та же тайга и еврейское название. Или давайте все вместе туда переселимся по вашему сценарию. Удесятерим бюджет России. Впрочем, они эту добавку оприходуют по своему обыкновению - разворуют, пропьют или потеряют. Но примут ничуть не хуже, чем белые расисты и черные мусульмане. У Фаррахана работу отнимем." "Хорошо. Скажите откровенно, Женя, что вас лично удержит в Израиле, если нам все-таки предоставят штат Вашингтон?" "Израиль! Я люблю не Россию и не Америку, а Еврейскую Палестину, с ее Средиземным морем, Кинеретом, Эйлатом. Я не считаю себя верующим, но осознание, что я в любой момент могу поехать на автобусе или на своей машине в Иерусалим и прикоснуться к его святыням..." "Ну вот! Приехали. Но я уверен, что таких как вы меньшинство. Вот и оставайтесь тут с пингвинами и арабами. А мы уедем. Они здесь, а мы там!" "Как? Вы бросите любимых вами израильских арабов палестинским террористам на растерзание?" "Почему? Все израильские граждане получат право... Я не такой расист, чтобы проводить тут селекцию по национальному признаку. Или вы против?" "Против." "Я так и знал! И обратился не по адресу." "Простите, еще вопрос. А как с ивритом на новой родине?" "Никак. Забудем этот самый лишний из языков человечества как кошмарный сон. Как и все наши дикие традиции. Америка веками впитывала целые народы. И все говорят на одном - английском - языке. Так вы за или против?"


Еще от автора Шломо Вульф
Из зимы в лето

Офицер Ильин убивает Брежнева у Боровицких ворот Кремля… И что же дальше? Как всё могло бы быть, если бы к власти пришёл Андропов намного раньше того времени, что назначила ему наша действительность?


Глобус Израиля

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обратимый рок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На чужом месте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Реализм левых

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В обход черной кошки

В июле 1917 г. казаки, посетившие митинг большевиков, убивают Ленина и Сталина. В конце ХХ века в Соединенных Штатах России, раскинувшихся от Европы до Аляски живут 600 миллионов русских. Эту вселенную посещают путешественники из нашей реальности.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.