Гектор Сервадак - [124]

Да, все было на виду, все можно было угадать. Волнение переполняло сердца воздухоплавателей. Но вот среди общего напряженного молчания раздался радостный возглас Бен-Зуфа:

— Монмартр!

И было бы совершенно бесполезно убеждать денщика капитана Сервадака, что на таком расстоянии немыслимо разглядеть его любимый холм.

Что до Пальмирена Розета, то, высунув голову из гондолы, он глаз не сводил с покинутой Галлии, которая плыла внизу на расстоянии двух тысяч пятисот метров. Он и смотреть не желал на приближавшуюся Землю, устремив все внимание на свою утраченную комету, ярко сиявшую отраженным светом.

Лейтенант Прокофьев с хронометром в руках отсчитывал минуты и секунды. По его приказу в жаровне время от времени раздували огонь, чтобы удерживать монгольфьер на нужной высоте.

В гондоле говорили мало. Капитан Сервадак и граф Тимашев жадно впивались глазами в родную землю. Монгольфьер находился несколько сбоку от Галлии и вместе с тем позади нее, это означало, что в своем падении комета должна опередить воздухоплавателей, — обстоятельство весьма благоприятное, так как воздушный шар при переходе в земную атмосферу не окажется под Галлией.

Но куда же упадет монгольфьер?

Упадет ли он на сушу? Если так, то придет ли им кто-нибудь на помощь? Встретят ли они там людей?

Упадет ли он в океан? Если так, то можно ли надеяться на чудо? Окажется ли поблизости корабль, чтобы спасти потерпевших крушение воздухоплавателей?

Сколько опасностей грозит им со всех сторон! Разве не прав был граф Тимашев, говоря, что судьба их находится всецело в руках божьих?

— Два часа сорок две минуты! — произнес лейтенант Прокофьев среди всеобщего молчания.

Еще пять минут тридцать пять и шесть десятых секунды, и оба светила столкнутся!.. Их отделяло друг от друга меньше восьми тысяч лье.

Лейтенант Прокофьев заметил, что комета летит несколько косо по направлению к Земле. Два тела двигались не по одной прямой. Однако следовало ожидать, что на этот раз Галлия упадет на Землю, а не заденет ее на лету, как два года назад, и если даже не произойдет прямого удара, то во всяком случае Галлия «здорово шмякнется», по выражению Бен-Зуфа.

Но неужели, если никто из воздухоплавателей не переживет столкновения, если захваченный воздушными течениями монгольфьер в момент слияния двух атмосфер разорвется и упадет на Землю, если ни одному из галлийцев не суждено вернуться к своим близким, — неужели же исчезнет навсегда всякое воспоминание о них самих, об их пребывании на комете, об их странствованиях по околосолнечному миру?

Нет. Этого нельзя допустить. Капитана Сервадака осенила блестящая мысль. Вырвав листок из записной книжки, он написал на нем название кометы, названия островов и местностей, унесенных с земного шара, имена своих спутников и скрепил эти сведения своей подписью.

Затем он попросил Нину дать ему почтового голубя, которого она крепко прижимала к груди.

Нежно поцеловав голубя, девочка беспрекословно отдала его капитану.

Капитан Сервадак взял птицу и, привязав ей на шею записку, пустил в пространство.

Голубь, кружась в галлийской атмосфере, опустился и полетел под воздушным шаром.

Еще две минуты, и еще около трех тысяч двухсот лье! Два светила сближались со скоростью, в три раза превышающей скорость прохождения Земли по эклиптике.

Бесполезно пояснять, что пассажиры гондолы совсем не ощущали этой головокружительной быстроты и им казалось, будто их шар висит в воздухе совершенно неподвижно.

— Два часа сорок шесть минут! — сказал лейтенант Прокофьев.

Расстояние сократилось до тысячи семисот лье. Земля внизу казалась им вогнутой, точно громадная воронка. Можно было подумать, что она расступилась, чтобы принять комету!

— Два часа сорок семь минут! — проговорил опять лейтенант Прокофьев.

Оставалось пролететь только тридцать пять и шесть десятых секунды при скорости в двести семьдесят лье в секунду!

И вот они ощутили сильное сотрясение. Это Земля притянула к себе галлийскую атмосферу вместе с монгольфьером, который так растянулся, словно готов был лопнуть!

Испуганные, растерянные пассажиры уцепились за борт гондолы…

Обе атмосферы слились. Образовалось плотное скопление облаков. Пары сгустились. Воздухоплаватели ничего уже не видели ни вверху, ни внизу. Им почудилось, будто их обволокло бушующее пламя, они потеряли точку опоры и, сами не понимая я не сознавая каким образом, очнулись на Земле. В обмороке и беспамятстве покинули они земной шар, в беспамятстве они и возвратились туда!

Что касается воздушного снаряда, то от него не осталось и следа!

Тем временем Галлия прошла по касательной к земному шару и против всякого ожидания, лишь слегка задев его, умчалась в восточном направлении в беспредельные миры.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, которая, вопреки всем правилам, принятым в романах, отнюдь не завершается женитьбой героя

— Ах, господин капитан, да мы в Алжире!

— И даже в Мостаганеме, Бен-Зуф!

Эти два возгласа вырвались одновременно у капитана Сервадака и его денщика, как только они и их товарищи пришли в сознание.

Благодаря какому-то чуду, необъяснимому, как и всякое чудо, все они оказались целы и невредимы.

— Мостаганем! Алжир! — заявили в один голос капитан Сервадак и его денщик. А они не могли ошибиться, так как много лет стояли в гарнизоне именно в этой местности.