Геббельс. Адвокат дьявола - [14]

В заметках для «Фелькишер беобахтер» он пел хвалу Ленину как национальному освободителю своей страны. «Советская система твердо стоит на ногах не потому, что она большевистская, марксистская или интернациональная, а потому, что она национальная, русская, – писал он приятелю с левыми убеждениями. – Ни один царь не смог бы пробудить национальное чувство русских, как это сделал Ленин».

Какое-то время спустя он написал: «Когда Россия восстанет ото сна, мир станет свидетелем национального чуда». Он также заявил, что Германия никогда «не пойдет в наемники к капиталу, чтобы развязать «священную войну против Москвы». И добавил: «Не будет ли это неслыханной политической низостью?»

Русские отвечали некоторой взаимностью на симпатии Геббельса. 20 июня 1923 года Карл Радек произнес речь во ВЦИКе, в которой превозносил Шлагетера и называл его мужественным борцом с контрреволюцией. Он имел в виду, что Шлагетер якобы пал жертвой западного капитала.

Но Геббельс не был коммунистом в полном значении слова. И он сам старался об этом заявить. «Коммунизм есть не что иное, как гротескное искажение идеи социализма, – писал он правому политику графу Ревентлову. – Мы, и только мы станем истинными социалистами в Германии и, если уж на то пошло, во всей Европе». Его представления о социализме были по меньшей мере смутными. «Я верю в готовность пролетариата пойти на жертвы, его решимость пока дремлет, но однажды пробьет час… Я верю в поступь масс, верю в грядущую историю…» По сути, это были пустые слова.

«Мы живем в эпоху масс, – писал он Альбрехту фон Грефе, лидеру националистического меньшинства в рейхстаге. – Однако будущее принадлежит не массам, а тому, кто объединит их, кто их поведет. Новый век принадлежит тому, кто повелевает массами. Массовые движения нашего времени завершатся диктатурой».

6

Подобно своей матери, Йозеф Геббельс вел дневник с того дня, когда ему исполнилось двенадцать лет. В нем он записывал свои мысли о мире в целом и о своем собственном маленьком мирке в частности. Одним словом, он поверял дневнику то, что мог бы поведать близкому другу, если бы у него были близкие друзья. Так, записи 1925–1926 годов свидетельствуют более красноречиво, чем знавшие его люди, насколько неуверенным в себе и ранимым он был, хотя, судя по его статьям и речам, ему были ведомы все ответы. «Между 1 октября 1924 года и 1 октября 1925 года, – записывает он, – я выступил 189 раз. От такой нагрузки можно свалиться замертво».

29 октября 1925 года: «День рождения. Уже двадцать восьмой. Я старею. Я содрогаюсь при одной мысли. У меня выпадают волосы. Я стану лысым!»

8 марта 1926 года: «Я вешу сто фунтов. Это меньше, чем «вес пера». Они бросают меня на самую изматывающую работу. Я называю это медленным уничтожением».

19 июня 1926 года: «Как хочется избавиться от этой кутерьмы. Меня тошнит. Бредни! Интриги. Грязь!»

30 августа 1926 года: «У меня уже давно побаливает спина. Как бы не заболеть. Туберкулез! Это было бы ужасно».

Снова и снова он спрашивает себя, стоит ли расходовать так много сил? Он не щадит своего здоровья – и ради чего? Есть ли у его партии будущее? А может быть, его соратники – шайка заговорщиков и мелких уголовников, которым не по плечу великая идея?

23 октября 1925 года: «Иногда я думаю, что наше дело проиграно».

10 ноября: «У меня опускаются руки. Моя вера в духовные силы немецкого народа начинает угасать».

20 января 1926 года: «Я сыт по горло нашей партией».

12 июня 1926 года, характеризуя ближайших соратников: «Я смертельно устал от нашей организации. Подумать только, с этими людьми мы хотим освободить Германию!»

На пределе сил и нервов, терзаемый сомнениями и скептицизмом, Геббельс до изнеможения мечется между рейнскими городами – таковы его прямые обязанности – и все же умудряется выкроить время для случайных связей.

15 августа 1925 года: «Эльсляйн, когда я снова увижусь с тобой? Альма, у тебя беззаботный характер. Анка, я никогда тебя не забуду. А мне сегодня так одиноко».

Он постоянно ищет женщину, которая его полюбит и поймет, женщину, в которую он поверит. Вот, например, 27 августа 1925 года: «Во вторник Эльсляйн приедет в Эльберфельд. У нас большая любовь. Ради нее я готов отдать жизнь».

28 октября 1925 года: «Что за восхитительная ночь! Она прелестна, она добра ко мне. Порой я ее терзаю… Я любим! Так на что мне жаловаться?»

20 декабря 1925 года: «Эльза здесь. Потоки слез и жалоб. Нам пора порвать отношения. Она умоляет не бросать ее. Мы очень долго страдаем, пока не находим друг друга… Она вне себя от счастья. А я? Не стоит говорить обо мне. На мне лежит какое-то проклятие, как только дело касается женщин…»

12 июня 1926 года: «Эльза пишет, что мы квиты. И что мне делать? Она совершенно права. Мы даже не можем остаться друзьями. Между нами пропасть, мы долго пытались не замечать этого… А я все еще люблю ее. Бедное милое дитя».

Было много и других женщин.

7

Однако в конечном счете для Геббельса уже было не столь важно, выбивается он из сил или прохлаждается, болен или здоров, влюблен или нет. В целом его душевное равновесие находилось в прямой зависимости от Гитлера. Гитлер был его богом. Пока он верил Гитлеру, все шло как надо.