Где золотые яблоки растут - [18]

— Ну здорово! — закричал Форд. — И кто тут кретин, интересно? Что нам теперь делать, Профессор?

— Заткнись, а? — отозвался Билл. — Помолчи. Нам нужно на север, так? А солнце восходит на востоке и садится на западе. Значит, если ехать так, чтобы солнце всегда было слева, то направление будет более или менее правильное…

— А ночью?

— Если пыль осядет и небо будет ясное, можно ориентироваться по звездам.

Форд приободрился.

— Я много смотрел на звезды, — признался он. — А потом мы увидим впереди гору, да?

— Монс Олимпус? Ну да.

— Поехали! — Форд снова нажал на газ, и «Красотка Эвелина» рванулась вперед. — У нас все получится! Если бы Билли заблудился, он бы не испугался, правда?

— Правда, — неохотно согласился Билл.

— Да, потому что он бы просто нацелился на горизонт и поехал — вжик! — и не дергался бы из-за всякой ерунды!

— Он никогда ни из-за чего не дергался, — вполголоса проговорил Билл, и сразу стало ясно, что особенно разумным он такое поведение не считает.

— Дергаться глупо, — заметил Форд, и в его голосе послышались звонкие истерические нотки. — Будем живы — не помрем, верно? Главное… главное… главное — жить по-настоящему! Я мог бы всю жизнь бродить по Трубам и никогда-никогда не увидеть всего того, что я увидел, когда сбежал. Столько неба. Столько песка. Лед, туман, разные цвета и вообще! Теперь, может, и удастся не превратиться в старикашку вроде дедушки Харди Стаббса. Кому охота сморщиться и кашлять?

— Не говори глупостей! — оборвал его Билл. — Я бы все на свете отдал, лишь бы быть сейчас на Долгих Акрах, и делал бы там все, что велено! Да и тебе туда на самом деле хочется!

— А вот и нет! — закричал Форд. — Знаешь, что я сделаю? Как только мы вернемся, я пойду к папе и скажу: «Папа, я ухожу из МСК!» Сэм сумел, значит, и я смогу. Только на Землю я не вернусь. Марс — моя планета! И я хочу стать дальнобойщиком и всю жизнь провести Снаружи!

Билл уставился на него.

— Ты с ума сошел, — сказал он. — Думаешь, отец тебя так просто отпустит?

— Нет, — ответил Форд. — Он схватит меня за ухо и попробует оторвать. Не важно. Как только мне исполнится девять, я по законам МСК могу искать себе любую работу.

— Сколько? Девять? Форд побагровел:

— По исчислению МСК. У нас два земных года считаются за один.

— Значит… сколько тебе сейчас? — Билл ухмыльнулся. — Шесть?

— Да, — признался Форд. — А ты заткнись, ясно?

— Ясно. — Билл ухмыльнулся еще шире.

VIII

Они гнали до самого вечера, но, когда стемнело, так устали, что решили остановиться и поспать. Форд растянулся в кабине, а Билл отправился в жилой отсек и забрался на койку над Билли, который лежал неподвижно и безмолвно глядел в пустоту, будто восковая кукла.

Утром он был все еще жив. Билл менял ему капельницы, когда в каюту, зевая, вошел Форд.

— Вот увидишь, — сказал Форд, стараясь утешить Билла, — привезем его в больницу и он поправится. Папа Эрика Четвинда свалился с трактора и повредил себе череп, и он тоже лежал в коме, да-да, несколько дней, но потом ему сделали операцию, и он открыл глаза и стал разговаривать и все такое. А у твоего папы даже кости не сломаны.

— Это другое дело, — мрачно процедил Билл. — Ладно. Поехали дальше. До полудня солнце у нас справа, понял?

Они поехали. Мышцы у Форда болели уже не так сильно, и он начал привыкать к «Красотке Эвелине». Он глядел на горизонт и представлял себе, как там появляется Монс Олимпус, ведь гора обязательно появится, красный ферзь на просторной доске равнины. Появится-появится, и очень скоро. Как же иначе? А когда-нибудь, когда у него будет собственный танкер и он начнет постоянно ездить по этому маршруту, такие маленькие неприятности перестанут его беспокоить. Он будет знать каждую дюну и каждый валун как свои пять пальцев.

Он подумал, не сделать ли на лице татуировку. Выбор рисунка занял его мысли еще часа на два, а Билл молча сидел поодаль, глядя на экраны и нервно стиснув пальцы замком на колене.

И вдруг…

— Что-то движется! — закричал Билл, указывая на экран заднего вида.

Форд тут же разглядел что-то блестящее — это солнце отражалось на обшивке машины далеко позади, за пыльным облаком, оставшимся после «Эвелины».

— Ух ты! Танкер! — воскликнул он. — Билли спасен!

Он притормозил и развернул «Эвелину», так что пыль осела и стало лучше видно, что делается сзади.

— Это не танкер, — заметил Билл. — Одна кабина. Кто это? Я таких не знаю.

— Не важно! — Форд в восторге барабанил по приборной панели. — Они нам скажут, где дорога!

— Если сами не заблудились, — буркнул Билл. Неизвестная машина направлялась прямо к ним и была уже

хорошо видна: кабина танкера без цистерны, только выступ для прицепа торчал позади, отчего конструкция напоминала крошечное насекомое с огромной головой. Она поравнялась с ними. Билл стукнул по кнопке рации и завопил:

— Кто это?

Сначала было тихо. Потом в динамиках послышался голос — грубый, искаженный:

— Это кто тут кричит «Кто это?» Голосок-то детский. Форд наклонился к микрофону и завопил:

— Помогите! Мы заблудились! Вы не подскажете, как вернуться на Дорогу?

Снова тишина, а потом:

— Двое мальчишек? Как это вас сюда занесло? С папочкой неприятности, да?