Где золото роют в горах - [33]

Начался второй акт. На берегу озера плавно кружилась стайка заколдованных лебедей. Пышные пачки колыхались и вздрагивали на бедрах балерин. Принц в короткой, расшитой золотом куртке упругой походкой ходил среди лебедей, пытаясь узнать любимую Одетту.

Неожиданно Семен зевнул, поспешно прикрыл рот И испуганно глянул на Зою Петровну. Уж ее-то обижать Семену никак не хотелось: такая хорошая, ласковая женщина. Семен стряхнул дрему и стал старательно смотреть на сцену. Но чем усерднее он смотрел, тем сильнее смыкались глаза.

— Гриш, знаешь что? Слазим туда, на верхотурье, а? Посмотрим, как там трудится рабочий класс...

Колосники уже давно привлекали внимание Семена: казалось, что именно там свершались все закулисные тайны, там сосредоточилось все самое интересное, вся новая техника, какая только могла быть в этом новеньком, с иголочки театре. Но техника не соблазнила Гришу.

— Неохота, — сказал он, и Семен отправился один в театральное поднебесье.

Гриша предался размышлениям. Конечно, она была наряжена, как кукла. И раскрашена, как кукла. И все же сквозь эти тряпки, краску и мишуру Гриша отчетливо видел ее настоящую, живую. И она была прекрасна! Впервые Гриша ощутил великое значение примелькавшегося слова «прекрасна». Хороша, великолепна, красива — одним словом, прекрасна! И прекрасна, необыкновенна не только внешностью — характер у нее тоже необыкновенный.

Как она взяла в оборот Балчинжава! Семен зря сказал, что она нахалка. Вовсе нет. Просто смелая, задиристая девчонка. Вот бы с такой подружиться! Гриша с огорчением посмотрел на свои кирзовые сапоги. Видик! Только и знакомиться с артистками. А впрочем... Похоже, она неглупая девчонка, неказистый вид для нее большого значения не должен иметь.

Так-то оно так, но при встрече она не обратила на него никакого внимания. Абсолютно! На Семена посмотрела, с Балчи поболтала, а ему сунула свою раздушенную лапку и даже не взглянула. Ничего, он заставит посмотреть на себя! Только бы улучить минуту! Только бы появилась на сцене! Может быть, она уже здесь? Она же сказала — пойдет переодеваться. Переоделась лебедем и теперь танцует.

И Гриша стал внимательно рассматривать одну за другой балерин, танцевавших на сцене. Елены не было. А может быть, она больше не появится? У Гриши даже дыхание перехватило от такой мысли. Ну да, выполнила свою танцевальную норму и пошла домой. Черт их знает, как они тут работают! «Переодеваться» — можно всяко понять. Пройти в вестибюль, туда, где старец с газетой сидит, и покараулить ее там? А Маруся с ребятами? Бросить их? Невозможно. Что же делать? Ведь если он ее сейчас прозевает, то больше уже не увидит. Никогда! Гриша покрылся испариной — таким непереносимо тяжким показалось гулкое слово «никогда». Вместе с кровью оно стучало в висках: ни-ког-да, ни-ког-да!

Он разволновался и с недоумением смотрел, как закулисье снова заполняется толпами нарядных придворных — начинался третий акт. В толпе придворных была и она, Елена! В костюме испанки, взволнованно потирая ладонью кулачок, она стояла у кулисы, прислушивалась к музыке, ожидая нужного такта. Такт прозвучал, Елена лихо топнула ногой и унеслась на сцену, словно ее подхватил крепчайшей силы вихрь.

* * *

Окружающее перестало существовать для Гриши. В какой-то прозрачной мгле он неясно видел склонившуюся к микрофону Зою Петровну, различал оркестр на дне ямы, послушный мановениям палочки пышногривого дирижера, в зрительном зале белели неподвижные ряды людских лиц — теперь все это не имело никакого значения, виделось и не виделось в одно и то же время.

Для него существовала одна только Елена, испанка в черно-красном длинном платье. Когда она стояла у кулисы, платье показалось Грише очень тяжелым, сшитым из бархата. Но теперь оно почему-то очень легко кружилось, вздымалось и извивалось вокруг тоненькой Елениной фигурки.

— Да это просто кисея или даже крашеная марля, — удивился Гриша. — Вот какой у них порядок, такую девушку и нарядили в марлю!

Вокруг Елены кружил с притопываниями и подскоками такой же черно-красный испанец. Он раздражал Гришу, и ему захотелось крикнуть: отойди, парень не путайся, без тебя будет лучше! Вероятно, Гриша даже что-нибудь предпринял бы, но в это время Елена скользнула по нему взглядом и озарила на мгновение такой улыбкой, что Гриша сразу забыл обо всем на свете. Улыбка у Елены была совсем особенная. Во время танца улыбались и другие артистки, но то были улыбки вялые, тусклые. А Елена смеялась легко, радостно, задорно, было в ней что-то родное, близкое... Да, да, родное!

Гриша не заметил, как и сам начал улыбаться — растроганно и умиленно. Он слегка загордился от того, что знаком с балериной, которая сейчас вот так здорово танцует перед тысячей людей. Правда, знаком совсем недавно, но все-таки знаком.

Танец кончился, Елена убежала за кулисы. Гриша тяжело перевел дух и с усилием проглотил слюну: оказывается, от волнения у него пересохло в горле. «Вот ведь какая молодчина!» — думал он, прислушиваясь к аплодисментам в зале. Никогда в жизни ему не приходилось видеть такой превосходный танец и в таком превосходном исполнении. Да и где было ему видеть? Правда, он смотрел балеты в кино и по телевизору, видел, как танцуют и Уланова, и Плисецкая, но то была кинопленка, а здесь — живое, настоящее. И оно было куда прекрасней пленки, как бы хороша она ни была сама по себе.