Где живут счастливые? - [14]

А Вовка привязался к чёрному приблудному щенку немудрёного «дворянского» происхождения. Назвал Вовка щенка Дружком. И не расставался с ним день-деньской. Так и бегали вместе по двору, соседи их порознь и не видели. А папа по Вовке скучал, брал его на прогулки, вместе сидели они в городском парке под высокими елями, разговаривали, а Дружок мирно лежал у Вовкиных ног. Пару раз приглашал папа Вовку к себе, и разлучница ублажала его шоколадными конфетами, а Дружка кусочками подсохшей колбасы. Папа отводил Вовку домой, а потом грустил. Плохо ему было без сына. А разлучнице плохо было от гадюки- ревности, свившей гнездо в беспокойном сердце, ревность к малышу лишала отдыха и сна. А ну как вернётся к жене, к ребёнку, а ну как пролетит мимо неё птица счастья, махнувшая было своим белым крылом над окном её одинокого дома? За счастье надо бороться. Так учили нас, так впечатывались в наши мозги идеи великих борцов за светлое будущее.

И разлучница решает - бороться. И выбирает самую действенную, на её взгляд, форму борьбы. Она приглашает Вовку (с Дружком, конечно) прогуляться в ближайший лес. «Там уже и черника поспела, возьмём ведёрко, наберём, вкусно...» У небольшого озерца присели отдохнуть. Или сейчас или никогда... Сейчас. Она накидывает ребёнку на шею камень, толкает его с небольшого обрыва в чернеющую глубину. А он с раскрытыми от ужаса глазами прижимает к себе истошно визжащего Дружка. Вместе и скрываются они под водой.

Трёх дней хватило, чтобы всё тайное стало явным. Убийцу опознали. Мальчика выловили. Он так и умер, цепко прижав к себе любимую собачонку. Мать свалилась от горя, почернела. Соседи думали, что уже и не оправится, пойдёт следом за единственным сыном. Она замкнулась в себе, никого в квартиру не пускала.

Только вдруг заметили соседи: повеселела женщина. Приветливо улыбалась, ожила, стала хлопотать по Дому. Пройдёт несколько лет, и она признается соседке» что её Вовка, её сынок... приходил к ней по ночам.

Мама, я кушать хочу...

Сейчас, сейчас, вот пирожки горяченькие...

Они сидят на кухне, разговаривают. Потом Вовка уходит. Можно отнести это к галлюцинациям убитой горем матери. Но давайте вспомним, что нередко усопшие являются в свои отчие дома и духовно опытные люди, священники, призывают относиться к этому осторожно, дабы не проглядеть в сих явлениях происки врага рода человеческого, для которого возможно принять любую личину, прельстить человека, нанести непоправимый вред его страдающей душе. А ещё говорят святые отцы, что своим явлением усопшие просят молитв и необходимо сразу же заступить на молитвенную вахту, которая, по сути, и есть наш долг перед усопшими.

Но я не сказала вам самого главного: Вовка умер некрещёным. Любящая мать не придала значения этому обстоятельству как пустячному, несущественному, и он ушёл в мир иной, лишённый этой самой молитвенной ниточки. Душа неприкаянная... Вот он, смысл привычных слов, прочно вошедших в наш лексикон. Душа, обречённая мыкаться без молитвы за неё, душа мятущаяся, страдающая, растерянная.

Но я не сказала и другого. Мать Вовки, Ольга Борисовна, тоже была некрещёная. Пропасть между миром земным и загробным, пропасть между двумя душами — материнской и сыновьей. Утешение в молитве было этим душам неведомо.

Помню, когда я прочитала письмо из Краснодарского края, ужаснулась от мысли: как же мы ответственны за своих детей! И в этой жизни, и в той. Как преступно нерадивы, как убоги наши представления о счастье детей и их благополучии! Накормить, одеть, обуть, напичкать впечатлениями, дать в руки ремесло, дабы не пропал в земном, суетном круговороте. И всё. И — долг выполнен. Но в ту другую жизнь, которой ещё никому не удалось избежать, идут неподготовленные, идут страдающие души. Страшно сказать - некрещённые. Перед ними закрыты наглухо двери небесных жилищ, и они, как побитые, бездомные души-бомжи, тычутся в массивные засовы. Неприкаянные...

Но это ещё не конец истории, а её начало. Самое страшное - впереди. Прошло несколько лет, и съехались в маленький городок в Краснодарском крае родственники Ольги Борисовны навестить Вовкину могилку, помянуть мальчика. Отправились на кладбище. Взяли с собой и Ольгу Борисовну в инвалидной коляске. Как водится, по-русски, расстелили на могилке чистое полотенце, на нём разложили снедь - колбасу, варёные яйца, помидоры. Выпили, не чокаясь, закусили. Помолчали. Потом стали вспоминать, какой был Вовка сообразительный, добрый, как любил своего Дружка. И сфотографировались на память, когда ещё вместе соберутся...

Родственники уехали домой в Брянск и через пару недель прислали Ольге Борисовне фотокарточку. Взглянула она на неё и отложила в сторону. Зашла соседка. Ольга Борисовна показала фотокарточку ей. Та рассматривала фото, вспоминала родственников, на нём изображённых, да только вдруг побледнела и выдохнула тихо:

- Вовка! Ты что, Ольга, не видишь? Вовка на фотокарточке!

Ольга Борисовна дрожащими руками взяла фото. И... потеряв сознание, обмякла в своей инвалидной коляске.

У моей читательницы из Краснодарского края муж - священник. Слух о страшной фотокарточке, на которой проявился умерший несколько лет назад мальчик, быстро облетел городок. Сама Ольга Борисовна замкнулась, никого в квартиру не пускала, но соседи... Разве удержать им было в масштабах дома жуткую новость? И начались беспардонные звонки: