Где живут счастливые? - [11]
...Местный батюшка Анатолий Копач находит в большой связке ключей ключ от храма и мы входим с ним в прохладу притихшей церкви. Иконы Григория Журавлева справа от Царских врат. «Спаситель» Кротко сложенные на груди руки, длинные волосы по плечам, опущенные долу глаза. Во всём облике Спасителя - тишина и смирение. Эти тишина и смирение «кричат» с иконы о нашем несмирении и нашей нетишине. Икона дышит, молиться перед ней легко, плакать радостно. Какой талант надо иметь от Господа, чтобы создать подобное? Я совсем забываю, что написал икону калека. Слово «калека» не принимается сердцем, оно кажется рядом с этой иконой инородным, бранным, грубым. Не калека, мастер. А вот ещё одна икона - «Спаситель Благословляющий». С благословляющей десницей, в расшитых одеждах, с глазами, в которых неземная печаль. Смотреть в эти глаза - значит каяться и молить о прощении. Хотя они совсем не обличают, они скорбят. И жалеют, и тревожатся. Нет, нет, написать такое невозможно. И опять вспоминаю - зубами (!)
Отец Анатолий стоял в сторонке, ему понятны минуты встречи с журавлёвскими иконами. Он не торопил. Уже потом он расскажет мне, что после открытия храма собирали иконы с миру по нитке. Какая-то старушка принесла икону «Господь Саваоф», ничего не сказала, оставила в храме, и всё. Из села Мало-Малышевка прибыли три иконы - «Жены-мироносицы», «Крещение Господне», «Воскресение Христово». А икону «Спаситель Благословляющий » подарила храму Мария Пестименина, правнучка попечителя храма.
Но иконы — это ещё не все наследие Журавлёва. В Троицком соборе стараниями отца Анатолия удалось сохранить несколько расписанных Григорием фресок. Их трудно разглядеть, но я всматриваюсь до боли в глазах в настенную роспись и вижу руку, поднятую над ковчежцем — целитель Пантелеймон, такой знакомый всем православным, в редком храме нет его иконы.
А вот ещё одна настенная роспись. Епископ Черниговский Феодосий. А вот ещё одна — святой Симеон Верхотурский. Лики святых смотрят со стен Троицкого собора, напоминая о человеке, который оставил нам не только удивительные фрески и иконы, но ещё и преподал на собственном примере науку жить. Как жить? Конечно, с Господом в сердце. Иная жизнь не оставила бы после себя такой яркий след. Удивительно: человек пришёл в мир уродцем. Первое осмысленное понимание этого могло породить в душе естественный ропот: почему я, за что я? Зависть к здоровым, злобу к благополучным, тоску о завтрашнем дне. А он выползает на культях на Божий свет из сумрака крестьянской избы, берёт в зубы прутик... Он славит Господа каждым своим новым рисунком, каждой иконой, каждой фреской. Говорят, что и купол Троицкого храма расписывал он.
Мне очень хотелось узнать мнение художников об иконах Григория Журавлёва. И я очень обрадовалась, прочитав слова художника Николая Колесникова: «о понимаю, что видеть краски, чувствовать пространство, уметь создать образ - это не всё. Необходимо ещё умело владеть кистью. Художник-иконописец преодолевая недуг, отыскал силы, чтобы развить в себе талант, которому суждено остаться в веках. Ведь эти иконы воистину нерукотворные».
А ведь действительно - нерукотворные. Говорят, рукотворно всё, что создано человеком. А, оказывается, нет. Господь по особой милости посылает верным чадам Своим дар нерукотворного таланта. Журавлёву этот талант был послан с избытком. Конечно, имя его быстро вышло за пределы Утёвки. В 1892 году в Самаре был освящён храм Христа Спасителя. Иконы для его иконостаса были заказаны в Петербурге, в мастерской Сидорского. Все. Кроме одной. Икону покровителя Самары, святителя Алексия, Митрополита Московского, губернатор заказал Григорию. И он эту икону написал. К сожалению, сообщение об этом осталось только в небольшой книге, посвящённой созданию храма. Но самого храма уже нет, взорвали в богоборческие годы, наверное, вместе с иконостасом.
Не только в Самаре почитали иконописца-самоучку. Сам царь не обошёл своим вниманием Григория. Да, да, было в жизни Журавлёва и такое событие. Слух о необычном мастере дошёл и до царствующего дома. Император Николай Александрович пригласил его к себе во дворец и заказал ему групповой портрет царской семьи. Целый год жил художник в Петербурге и работал над портретом. Говорят, Журавлёв Государю угодил. 25 рублей золотом ежемесячно назначил он пожизненную пенсию художнику. Но это ещё не всё. Самарскому губернатору было приказано выдать Журавлёву «иноходца с зимним и летним выездом». То-то радость для утёвских мужиков - ездили они тем выездом на рыбалку и в баню.
В иконной лавке Троицкого собора я очень хотела купить открыточки — иконки Григория Журавлёва. Но отец Анатолий только руками развёл:
- Нет их. Не в продаже нет, а вообще.
Какая жалость! Каждый паломник купил бы с радостью, подарил бы родным и знакомым. Но тираж стоит больших денег, а отец Анатолий еле успевает латать дыры. С Божьей помощью сделал вокруг церкви забор, поставил крест на могиле Журавлёва.
- А едут к вам, батюшка?
- Приезжают. Всё больше свои, самарские. Далеко, глубинка...
Как жаль, что эти иконы, эти фрески видят так мало людей. Я сокрушалась об этом в Утёвке, сокрушаюсь и сейчас, когда пишу эти строки. Поверьте мне на слово: перед иконами, писанными безруким художником, очищается душа и даруются слёзы благодати. К ним должны ехать, их должны видеть люди, стоять перед ними и молиться. Говорят, что из Самары от центрального автовокзала ходят в Утёвку автобусы. Отец Анатолий будет рад новым паломникам, как рад он всем, кто приезжает в Троицкий храм.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книжечка предназначена новоначальным. Чем она отличается от безчисленных руководств по христианскому благочестию, столь обильно издаваемых ныне? Тем, что она написана в наши дни, в конце ХХ века, тем, что она живая для сегодняшнего дня, тем, что именно сегодня она поможет людям, робко становящимся на пороге православного храма, робко заглядывающим внутрь: "не прогонят ли?"... Очерки Натальи Сухининой, публиковавшиеся в газете "Семья" в течение последних пяти лет, подсказали многим, потерявшимся среди суеты и безбожия людям, дорогу к храму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.