Где у растения дом - [4]
Растения обитают, как известно, и в почве — корнями, и в воздухе — стеблями и листьями. И воздух, и почва кормят их.
О том, что травы, кустарники, деревья получают пищу из земли, люди догадывались давно. Но только догадывались. Великий ученый Древней Греции — Аристотель представлял себе растение животным, перевернутым головой вниз, и полагал, что пища для него приготавливается в земле, как в желудке, и поглощается корнем, как ртом. Прошло почти два тысячелетия, прежде чем люди смогли узнать хотя бы малую истину о корневом питании растений.
В середине XVI века во Франции вышла необыкновенная книга. Написал ее самоучка-художник и натуралист Бернар Палисси. Это был человек дерзкого ума и таланта. Он высказал безумно смелую по тем временам мысль о том, что для растения пищей служат мертвые минеральные вещества почвы. Книгу свою Палисси написал в форме спора между двумя собеседниками В. и О. В. излагал идеи автора, О. подвергал их сомнению, возражал. На одной из первых страниц В. восклицает:
«Я теперь представляю доказательства, которые заставят тебя убедиться, если только у тебя не ослиная голова!»
«...Если только у тебя не ослиная голова!» Этому скромному условию не отвечали те, от кого зависела судьба науки в средневековой Франции. Идеи Бернара Палисси были объявлены ересью, и он кончил дни в холодном и темном каземате тюрьмы Бастилии. Лишь через триста лет, в XIX веке, труд его поняли и оценили.
Наука нашего времени уж не испытывает почтительной робости перед природой. Ее не обескураживают ни грандиозность рождения и смерти целых звездных систем в космосе, ни фантастические превращения безмерно малых частиц в атоме. Но до сих пор науку изумляет, а порой и ставит в тупик хитроумная изощренность живого организма. Ученым и сегодня еще не удалось до конца раскрыть сложнейший механизм поглощения растением минеральных веществ почвы, во всех деталях постичь работу корней.
Однако многое теперь все же доподлинно известно. Известно, что, кроме углерода и кислорода, которые зеленый лист извлекает из воздуха, растению нужны водород, азот, калий, магний, натрий, железо, фосфор и сера. Хотя и в мельчайших, микроскопических дозах, но необходимы ему также и бор, цинк, медь, рубидий, кобальт, никель...
В любой почве имеются разные элементы в разных количествах. При этом больше тех, какими особенно богаты лежащие снизу горные породы. Вот и получается, что в одних местах почва содержит больше калия, в других кальция, в третьих магния, в четвертых железа. И в каждом случае она лакома для одних растений и вовсе не пригодна для других.
Родедендрон, например, украшающий розоватыми цветами скалистые склоны, не любит кальция, а наш огородный салат или луговой клевер жить без него не могут. Пшеница, крапива или малина погибнут, если в почве не окажется большого количества азота, а горох и бобы прекрасно себя чувствуют и там, где его совсем мало. Мясистые, туго налитые горьким соком солянки растут в таких местах, в каких из-за обилия солей никакое «нормальное» растение и дня не протянет.
В общем, о вкусах не спорят, и выбор растением места для своего дома зависит не только от количества тепла и влаги, но и от пищевого рациона, который может предложить почва.
ВЕЛЬВИЧИЯ — ДВА ЛИСТА НА ТЫСЯЧУ ЛЕТ
Путешественник остановился, пораженный. Ничего подобного он, Фридрих Вельвич, известный ботаник, еще не встречал. Столько он уже сам повидал разных растений, о стольких читал, но такое, казалось, и выдумать невозможно! ...Эта находка, которую потом ботаники назовут открытием века, случилась в середине прошлого столетия в пустыне Намиб — быть может, самой плохой из пустынь Земли.
Узкой полосой протянулась она по самому берегу Западной Африки между знаменитой Калахари и Атлантическим океаном. Здесь океан омывает африканскую землю своим холодным Бенгельским течением. Над этой холодной «рекой» в океане непрестанно зарождаются туманы. Вечером ветер тянет на материк, и туманы плотной стеной наползают на пески и камни Намиб. Еще час назад путники в ней страдали от сухого, обжигающего зноя. Теперь они не знают, как укрыться от холода, от леденящей влаги тумана, которая до последней нитки пропитала одежду.
Но вот миновала изнурительная ночь, встало субтропическое солнце. Снова метет по пустыне огненный ветер из Калахари. Снова пылает зноем кремнистая голая почва. Лишь редко-редко торчит одинокий кустик или пучок жесткой травы — растения, уже знакомые Вельвичу...
И вдруг — это! Ни на что не похожее!.. Впрочем, нет, похожее на... осьминога с зеленовато-бурыми щупальцами.
У ног путешественника, едва возвышаясь над щебнем и песком, торчал не то пень, не то какой-то обрубок, более полуметра в поперечнике. От него в обе стороны росло по широченному листу. Сильные и частые ветры разорвали, распороли эти листья на множество коричневато-зеленых лент. Свернутые, перепутанные, они и напоминали щупальца осьминога.
С волнением разглядывал Вельвич невиданное чудо пустыни Намиб. Проводник-бушмен не понимал, чем так взволнован белый путешественник. Он спокойно пояснил:
— Отджи-тумбо!— В переводе это значило: «большой господин».
