Где-то во времени - [8]

Но… О господи, я чувствую в этот момент, что со мной сыграли злую шутку. У меня нет желания себя жалеть, но – боже правый – бросить монетку, проехать более сотни миль до города, который никогда раньше не видел, по минутной прихоти съехать с автострады, пересечь реку по мосту, найти гостиницу, о существовании которой даже не догадывался, увидеть там фотографию женщины, умершей много лет назад, и впервые в жизни испытать любовь?

Как там Мэри всегда говорит? «Это уж слишком»?

Это в точности то, что я чувствую.

* * *

Пошел побродить по пляжу. Потом выпил в викторианской гостиной. Опять рассматривал снимок. Вернулся на пляж, уселся на песок и уставился на прибой.

Бесполезно. Не могу избавиться от этого чувства. Какими-то остатками здравого рассудка понимаю (да, понимаю), что пытаюсь уцепиться хоть за что-нибудь, пусть даже это и не реальная вещь. Этой «зацепкой» стала Элиза Маккенна.

Понять это невозможно. Чувство распускается во мне, становится наваждением. Когда я был в Историческом зале, мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы не разбить стекло витрины и, схватив фотографию, не убежать.

Ого! Идея! Кое-что можно сделать. Ничего, что могло бы остановить безумие, ничего, что, в конечном счете, не усугубило бы ситуацию, но совершить конкретный поступок, вместо того чтобы в тоске слоняться вокруг.

Я поеду в местный книжный магазин или, скорее всего, в Сан-Диего и поищу какие-то книги о ней. Уверен, что найдется по меньшей мере две или три. В той программке ее называют знаменитой американской актрисой.

Я это сделаю! Найду все, что сумею, о моей давно потерянной любви. Потерянной? Ладно, ладно. О моей любви, которая так и не узнала, что стала моей любовью, потому что это произошло только после ее смерти. Интересно, где она похоронена? Я вздрогнул. У меня мороз пробежал по коже, когда я представил себе ее похороненной. Это лицо мертво? Невозможно.

Я помню, как во время учебы в колледже моя хозяйка (местная сектантка восьмидесяти семи лет из церкви «Христианской науки») ухаживала за старушкой девяноста шести лет, на которую работала в прошлом. Эта старая женщина, мисс Дженни, была полностью прикована к постели. Парализованная, глухая, слепая, мочившаяся под себя, она прозябала в болезни и старости. Мы с моим соседом по комнате – теперь мне за это стыдно – бывало, веселились, когда она звала слабым дрожащим голосом: «Мисс Ада! Я хочу встать!» Только эти слова, днем и ночью, доносились из уст женщины, которая никак не могла бы подняться.

Однажды, войдя в комнату мисс Ады, чтобы позвонить по телефону, я заметил фотографию прелестной молодой женщины в закрытом платье с длинными темными и блестящими волосами. То была мисс Дженни в молодости. Мной овладело странное замешательство. Ибо эта молодая женщина на снимке меня привлекала, и в то же время я слышал из соседней комнаты надтреснутый голос слепой, глухой и совершенно беспомощной старухи, которая говорила, что хочет встать. Это оказался момент какой-то леденящей амбивалентности, с которой в девятнадцать лет справиться было трудно.

Я и сейчас не могу с этим совладать.

* * *

Служитель сел в мою машину и поставил ее у входа в гостиницу.

Она стояла на парковке со вчерашнего вечера, но сейчас вид ее вызывает у меня странное чувство: она больше похожа на артефакт, чем на имущество. Сесть за руль кажется мне еще более странным. Вчера вечером у меня пропало это ощущение.

Заехал в несколько книжных магазинов в Коронадо – у них ничего нет. Мне сказали, что следует съездить в магазин Уоренброка в Сан-Диего. Слуга объяснил, как туда добраться: проехать по мосту, потом на север по автостраде, шестой выезд и доехать до Бродвея.

* * *

Я сейчас на мосту. Вижу впереди город, а у горизонта горы. У меня странное чувство: чем дальше отъезжаю от гостиницы, тем более отдаляюсь от Элизы Маккенна. Она принадлежит прошлому, как и гостиница. Это как святилище, в котором хранится прошлое.

* * *

Движение по автостраде умеренное. Впереди табличка «Лос-Анджелес». Меня пытаются ввести в заблуждение, будто он еще существует.

Впереди выезд на Шестую авеню.

* * *

Позже. На обратном пути с трудом держу себя в руках. Господи, до чего я нервничаю. Сан-Диего действительно меня утомил. Этот ритм, толпа, шум, мучительная пульсация в голове. Чувствую себя оцепеневшим, подавленным.

Слава богу, я легко нашел магазин, и, слава богу, он оказался мирным оазисом в пустыне настоящего. В других обстоятельствах я пробыл бы там несколько часов, плутая среди тысяч и тысяч томов – этого собрания чудес, размещенного на двух этажах плюс цокольный.

У меня был, однако, предмет поисков, и я хотел поскорее вернуться в гостиницу. Поэтому купил то, что попалось под руку, – боюсь, не слишком много. Продавец сказал, что, насколько ему известно, не существует отдельной книги об Элизе Маккенна. Полагаю, в те времена ее фигура не была такой уж значительной – ни для публики, ни для истории. Для меня же она значит очень много.

Замечаю в отдалении здание гостиницы, и мной овладевает страстное желание. Хотелось бы мне выразить это чувство возвращения домой.

Я вернулся, Элиза.