Где-то во Франции - [83]

Гийом принес им простой пудинг, печеные яблоки с небольшим кувшинчиком сметаны, чтобы полить сверху. К десерту Гийом предложил крепкого черного кофе, на что согласился один Робби. И в конце принес бутылочку с напитком цвета жженого сахара и два маленьких бокала.

– Мы хотим предложить вам это – в подарок от заведения. – Официант извлек пробку из бутылки, налил немного в бокалы. – Это наша последняя бутылка арманьяка урожая 1890 года. Надеюсь, вам понравится.

Робби сделал пробный глоток: бренди был превосходно бархатным на вкус, алкоголь испарился с языка чуть ли не прежде, чем Робби успел его проглотить. Лилли, кажется, тоже понравилось, хотя он и заметил, что она делает лишь крошечные глотки.

Предполагая, что eau-de-vie[23] придаст ему сил, Робби осушил свой бокал и был вознагражден приятным ощущением тепла и храбрости. Они почти закончили есть и вскоре должны были оказаться в отеле. А потом?

– Я не лукавил, говоря вам то, что сказал раньше, – проговорил он. – Я был неправ, заняв ту позицию.

– Я вам сказала, что мне не нужно никаких извинений, – ответила она, впившись взглядом в свой бокал с бренди.

– Выслушайте меня, – продолжал настаивать он. – Мои чувства не изменились. Я по-прежнему хотел бы, чтобы вы попросили о переводе, но я знаю, вы на это не пойдете. Вы можете мне не верить, но я уважаю вас за это. Вы исполняете свой долг так же, как это делаю я.

– Что вы говорите, Робби? Что мы снова друзья? Что вы будете разговаривать со мной, когда мы вернемся в лагерь?

Ему не понравилась нотка сарказма в ее голосе, хотя он и заслужил такое к себе отношение.

– Да. Хотя я думаю, мы не должны возобновлять посещения гаража.

– Почему? Кто-то еще знал? Вы боитесь, что нас кто-то увидит?

– Не особенно. Я не думаю, что кто-то знал, так что можете выбросить это из головы. Просто я думаю, что не справлюсь с собой.

– Я вас не понимаю.

– Не понимаете? Неделя за неделей вы пытались вынудить меня поцеловать вас, продолжить с того места, где мы остановились в день кейли.

– Но вас это не интересовало. Я понимаю, Робби, правда понимаю. Мне не следовало быть такой настойчивой.

– Меня это интересовало.

– Что? Что вы сказали?

– Меня это интересовало. И интересует теперь. Эти встречи в гараже чуть не убили меня. Они довели меня до грани помешательства.

– И что же вас останавливало? Вы ведь хорошо знали мои чувства.

Она наконец подняла на него взгляд, и его потрясло то желание, которое он увидел в ее глазах.

– Если бы дело было в одной похоти, – прошептал он, надеясь, что никто в ресторане не говорит по-английски, – и ни в чем больше, то в тот вечер кейли вы бы стали моей. Но дело не в ней.

Он потянулся к ее рукам, взял их в свои.

– Между нами нечто большее, Лилли, и я должен уважать это большее.

Она нахмурилась, глядя на него, непонимание омрачало ее взгляд.

– Как вы можете это уважать, если вы его отрицаете? Это лишено смысла.

– Лишено, если вы не видите пропасти, которая нас разделяет. Я могу предложить вам так мало, Лилли, определенно намного меньше, чем вы заслуживаете.

– Вы разговариваете с обычной рабочей из ЖВК, Робби, у которой за душой нет ни гроша. Это мне нечего предложить, кроме себя самой.

– Но когда закончится война и ваши отношения с родителями наладятся…

– Они никогда не наладятся, если они будут отказывать мне в праве жить так, как хочу я. Работать, если хочу, и, кроме того, служить моей стране.

Стыд охватил его, потому что его поведение в последние месяцы было ничем не лучше поведения ее родителей. Когда Лилли не уступила ему, когда настояла на том, что у нее есть такое же право исполнять свой долг, как и у него, как он отреагировал на это?

Он тоже отказался от нее.

– Простите меня, – сказал он. – Я искренне считаю себя виноватым.

Такое жалкое извинение.

– Я вам уже сказала, что мне не нужны ваши извинения. Мне нужно другое: жить моей жизнью. Я больше не хочу оглядываться назад и говорить себе: «Если бы я тогда поступила иначе, моя жизнь была бы другой». Я хочу смотреть вперед – не далеко вперед, не ждать, когда закончится война, а предвкушать что-нибудь приятное, ожидающее меня через минуту. Да хоть чашку горячего чая в холодный день – я и ей буду рада. И я бы не хотела изменить ни одного из моих поступков за прошедший год. Ничего, кроме разрыва с вами.

Он понял, что соглашается с ней. Прошлое нужно отдать прошлому, будущее непредсказуемо, имело значение то, что происходило сейчас, вот это самое мгновение, этот вечер, который они могут взять в свои руки, насладиться им, бережно сохранить.

Он оглядел зал, пытаясь поймать взгляд официанта. Когда наконец Гийом посмотрел в его сторону, Робби подозвал его и попросил принести счет.

Гийом нацарапал цифру на уголке бумажной скатерти, оторвал его и протянул Робби, словно материю из самого роскошного льна. Вся еда стоила девять франков.

Робби расплатился, пожал руку Гийому, подал шинель Лилли и почувствовал укол сожаления, когда ее фигура исчезла в объятиях этого громоздкого одеяния. Она повернула голову, посмотрела на него с загадочной улыбкой на лице. Почему она так улыбнулась ему? Ему трудно думалось, когда он видел это выражение ее лица – она словно знала все его тайны, но все равно он ей нравился. Даже нравился тем больше.