Где-то в мире есть солнце. Свидетельство о Холокосте - [29]

— Иржи! — шепнул я.

— Что?

— Только что Инка…

— Что — Инка? — без особого интереса переспросил он.

— У нее морковка. Она засунула морковку себе за пазуху!

Иржи ухмыльнулся, но грабли из рук не выпускал.

— Молодец Инка! Красивая, умная и одна из самых ловких наших шлюзеров.

— Самых ловкихкого? — не понял я.

— Шлюзеров, — повторил он.

— Кто такие шлюзеры?

— Карп! — позвал Иржи. — Расскажи Мише, как шлюзить.

Карп распрямился и принялся очищать о грабли налипшие на ботинки комья грязи. Убедился, что охранника нет поблизости.

— Например, ты разгружаешь хлеб и у тебя в кармане оказалась булочка. Это и значит шлюзить.

— Оказалась? — повторил я. — Как это — оказалась?

— Откуда я знаю? — Карп с деланым недоумением пожал плечами. — Я хлеб разгружал, потом смотрю — у меня в кармане булочка. Или даже две.

Мне словно кто-то оплеуху дал.

— То есть украл? Шлюзить значит воровать?

— Нет. Воровать значит воровать, — как тупому принялся разъяснять мне Иржи. — А то — шлюзить.

— В чем разница? — уточнил я.

— Миша, — сказал Карп, снова замахиваясь граблями. — Давай зайдем с другой стороны. Вот ты явился к нам в комнату — много вещей было у тебя при себе?

— Э… — Я постарался припомнить. Будто два года назад это было, а ведь всего неделя прошла. — Один вещмешок, и больше ничего. А при чем здесь?..

— Остальное доставили позже, так?

— Ну да, кажется.

— С чего бы, а? Наци оборудовали для нас пятизвездочный отель?

— Ваш багаж, господа, — дурашливо вставил Иржи.

— Не знаю, — сказал я.

— Потому что твои вещи — как и наши — прошли через их Шлойзе, когда ты приехал сюда. Шлойзе — это у них пропускной пункт… ну, шлюз, понимаешь?

Охранник подошел ближе, и все замолчали, дожидаясь, пока он пройдет. Мы бойко размахивали граблями.

Потом Карп продолжил:

— Все, что у тебя имелось ценного…

— Ничего не было ценного.

— Но если б было — а у многих людей что-то да было, — тогда… — Карп щелкнул пальцами, — тогда наци позаботились бы о том, чтобы ты это никогда больше не увидел. Вот для чего им этот шлюз-Шлойзе.

Я продолжал работать граблями, хотя на самом деле не столько работал, сколько возил граблями по одному и тому же месту.

— Но какое это имеет отношение к Инке? К тому, — на всякий случай я понизил голос, — что она только что сделала?

— У них свой шлюз, у нас свой, — ответил Карп.

— Но это и есть воровство. Морковка не достанется тому, кому должна была достаться. А если поймают? Что тогда?

— Надо быть ловчее, — посоветовал Карп. — Чтобы не попасться.

Я вдруг словно соскользнул в тот день, в раннем детстве, когда папа меня повел к «Королю железных дорог». В магазине все толпились вокруг новой линии, которую в то самое утро смонтировали, а я был еще так мал ростом, что даже не стал лезть в толпу, все равно бы ничего не разглядел. Поэтому я отошел к другому столу и там принялся гонять взад-вперед крошечный черный паровозик, и вдруг моя рука взяла и сунула его мне в карман. В ту же секунду папа ухватил меня за запястье. Я поднял голову — увидел его лицо — и захотел провалиться сквозь землю. Еще мгновение — и мы уже стоим на улице. Не знаю, что произошло с паровозиком, но его не было ни у меня в руке, ни в кармане.

— Михаэль Грюнбаум! — Когда папа говорил вот таким преувеличенно спокойным голосом, это было хуже всякого крика. — Если я когда-нибудь еще увижу, что ты…

— Я больше не буду, — еле выговорил я. — Никогда.

И мы пошли домой и всю дорогу молчали.

— Миша! — Карп легонько хлопнул меня по затылку. — Ты хоть притворись, что трудишься. Давай!

— Но… — пробормотал я, — но там, в Праге… то есть… шлюзить, или как вы это называете… это и есть воровать.

— Может, там это так, — кивнул Карп. — Но здесь тебе не Прага, неужели ты этого еще не понял?

1 декабря 1942 года

— Поверка! — кричит Франта, расхаживая между кроватями. — Через десять минут поверка!

Иржи перелезает через меня и спускается на пол. Мне тоже надо вставать, но сил нет. Я все еще не приучился спать здесь как следует. Полночи вслушивался в чужие вздохи и стоны. И плач. Не говоря уж о клопах, или блохах, или кто там меня всю ночь кусал.

— Девять минут! — кричит Франта.

Да вдобавок холодно. Еще немного — и пар изо рта пойдет. Одеяло тонкое, но под ним все же лучше, чем без него. Полежав пару минут, я быстро вскакиваю и первым делом натягиваю штаны и ботинки: пол ледяной.

В умывальной полно народу, я становлюсь в очередь к раковине, хотя в туалет очередь короче. Но вчера перед сном Франта едва не забраковал мой внешний вид, так что нельзя рисковать.

Он снова кричит, но сквозь шум я не могу разобрать, сколько осталось минут. Добравшись до раковины, тщательно отмываю руки холодной водой. Никак не удается выковырять грязь из-под ногтей. Было бы мыло, тогда бы дело пошло.

— Миша! — раздраженно окликает меня кто-то — кажется, Горилла. — Живей!

Я споласкиваю лицо и несколько раз протираю уши. Будем надеяться, этого достаточно.

— Вытянули руки, ладони вверх! — командует Франта.

Мы выполняем приказ, выстроившись в ряд, плечом к плечу, перед своими нарами. Как будто мы в армии, а Франта — наш командир.

Он медленно идет вдоль ряда, сложив руки на груди, всматриваясь в предъявляемые ему ладони. Иногда останавливается и поворачивает чью-то руку так и сяк, чаще просто глянет и идет дальше.