Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1 - [174]

Приглашаю Икорникова, Горисова и Лёню к нам. Быстро выпиваем, поём песни. В разгар гулянья заходит Влад и отчитывает Гошку за отказ от работы с ЮДМ. Постепенно все расходятся, и я собираю вещи.

К полуночи, покончив с вещами, я направился в «Хи-хи» за письмами Степанова, которые он хотел передать в Москву, а затем, — в «особняк».

В половине первого поднял Люду с постели, напоил, и она устроила мне на прощание истерику.

— Совсем одна осталась! — причитала она. — Вот, почему все меня любят, а ты — ну ни капельки?..

Расставаясь, объяснять женщине «почему да как», было выше моих сил… Но мысль, что «я вас люблю любовью брата», не вылетала из головы даже перед оргазмом.

…В три часа ночи я кое-как добрался до дома, взвалил рюкзак на плечи и с трудом, зигзагами, дошел до автобазы. В четыре утра я ехал мимо «особняка» на бензовозе, с водителем которого договорился накануне о поездке до Нелера…

…Всю дорогу в кабине бензовоза клевал носом, бился головой о боковое стекло. В момент пробуждения снимал на «Любитель» своего водителя. В Соколовске позавтракали — всё молча. До Нелера опять клевал носом, но так и не выспался.

Камера хранения на станции была закрыта, и я спал, сидя на лавке, до её открытия. Сдал вещи и пошёл на поиски продуктового магазина. Однако, ничего для опохмелки не нашёл. Так, досидел до приезда коллег — Виктора и Огонька, — в 11 часов. Проводил их на поезд в сторону Симановска на очередную добычу полезных стройматериалов.

Когда решил найти книжный, увидел вдруг сопку за клубом, всю в переливах розовых цветов. Побежал на сопку, ругая себя за тугодумие. Оставался час до отхода поезда. Сначала рвал всё подряд, но скоро сообразил, что лучше брать нераспустившиеся цветы багульника.

Иду со своей охапкой веток за багажом, и никто не обращает внимания на мой странный «букет».

Выхожу на перрон одним из последних, но поезд опаздывал.

На перроне увидел женщину из нашего треста с мужем и сыном лет шести. Оказалось, мы едем в одном вагоне и, более того, — в одном купе.

Устроились на местах, я сходил в ресторан и слегка «поправился». В купе зашёл разговор о работе. Молодая мама Наталья — работник треста — обратилась к нашему попутчику Саше из «Мостоотряда-43».

— Да, у вас самая халтурная организация, — сказала она без тени сомнений. — Ни разу не сдавали нам мосты с первого раза…

Он пытался как-то оправдаться, но она перевела разговор, обращаясь ко мне. Вернее, она говорила с собой, глядя в мою сторону. Такая уж у неё манера общаться: воплощенное самолюбование.

— А, так вы собираетесь работать в бригаде Степанова? — уточнила она.

— Да, — подтвердил я. — Хочу перейти на «капиталку». А вы слышали что-нибудь о переводе бригады в СМП-74?

Прямо на вопрос она не ответила, как и позже. Если не знала ответа, то заговаривала о другом, будто её ни о чем не спрашивали.

— О переводе бригады Степанова? Вряд ли, — проговорила она. — Помню, ребята из бригады учились у меня на курсах…

— А знаете Виктора, нашего экспериментатора-йога? — спросил я для подключения к разговору остальных. — Человек, который «идёт на эксперимент»…

— Виктор? Разве он йог? Помню на уроке он сказал: «Что Вы тут объясняете? Ничего не понятно!», — и сбежал с урока… А почему у него на лице какие-то шрамы?

Её речь могла литься непрерывным потоком, и объяснить, что шрамы он получил, купаясь в проруби затянутой льдом, не было возможности.

На станции «Ерофей Павлович» Саша с Андреем, папой мальчика, сбегали по пересечёнке в какую-то избу и купили водки.

…Костик, сын моих попутчиков, всё время капризничал, плакал из-за игрушек. Мама увлечённо, но сбивчиво, рассказывала, с чего всё началось.

— Этот дурак Велов начал тащить за собой своих родственников, таких же дураков, как он сам, например, Стрельнова, — начала она вспоминать. — Я выступала против них, но парторг всё меня увещевал, мол, я не знаю жизни, нельзя быть такой упёртой, надо уметь ладить с людьми. А я им в ответ: «Вы ещё увидите, что я права, что ему только дай власть, он всех затретирует, ему бы только издеваться и унижать людей, и что Велова ещё выгонят…». Когда я уезжала, Мороз мне сказал: «Ваша взяла, приказ на увольнение Велова подписан».

— Откуда же он здесь взялся? — поддержал я её словоохотливость.

— А кто его знает? Видимо, Сачкун устроил. Ведь его ещё из СМП-44 выгнали. Полтора года где-то прохлаждался и вот объявился. И что противно: сразу всех родственников потянул за собой. Я понимаю, если бы это были люди проверенные, знающие, а ведь — совершенные пустышки. Уж сколько я говорила и Падикину, и Морозу, что дело страдает. И слава богу, что всё так закончилось. Я ещё тогда подавала заявление на перевод в Главк. Туда меня берут, но из треста пока не отпускают. А теперь, наверное, и смысла нет.

Знания о событиях в её служебном окружении переполняли её и требовали публикации, хотя бы в узком кругу.

— А вообще, много интересного происходит, — припомнила она. — Как-то меня приглашали в «подпольный» штаб ЦК комсомола: была такая группа из ЦК. Ходили простыми рядовыми по трудовым коллективам, слушали, смотрели, что мешает жить и работать. Но, вроде, это ничего не дало. Мой Андрей, — кивнула она в сторону безразлично глядящего в окно мужа, — работал на звеносборке страшим прорабом. У него был идеальный порядок, всё под рукой. Я ушла в декрет, а его не переводили в Ленду целый год. Сначала жили в вагоне, в ГПД, потом дали квартиру. Вдруг его избирают секретарём комсомола Магисстроя. А с каким трудом он уходил из комсомола! Только с помощью Фарста, при условии вступления в партию. Я буду вступать вместе с ним — все-таки семья. А спектакль ваш не смотрела, ведь работа так выматывает, хотя все говорили «сходи, сходи»…