Где танцуют тени - [48]

Девлин посмотрел на важного селезня, вперевалочку шествующего к воде. Он и не знал об этой стороне материной натуры. В его воспоминаниях леди София интересовалась исключительно нарядами и лентами, маскарадами и раутами. Скучала ли она по Англии, глядя, как морские зуйки семенят и скользят по водам чужестранной лагуны?

Скучала ли она по нему?

– Как вы думаете, она была счастлива? – негромко спросил Себастьян.

– Разве счастье длится непрерывно? Особенно, если теряешь столь многих из тех, кем сильнее всего дорожишь. – Разумеется, Анжелина Шампань имела в виду его мать. Но виконт понимал, что она говорила и о себе.

Девлин пристально вгляделся в безупречный профиль, все еще гладкую линию щеки, чувственный изгиб полных губ, поблекшие локоны, под которыми пряталась большая часть черной шелковой повязки. Тут собеседница повернулась, прямо посмотрела виконту в лицо, и при виде ее прикрытого, искалеченного глаза он в очередной раз невольно внутренне содрогнулся. Себастьяну подумалось, что для француженки увечье должно являться постоянным, неотвратимым напоминанием обо всем, что она выстрадала и что потеряла.

– Вы скучаете по Франции?

Мадам снова отвела взгляд, устремляя его на искрящуюся под солнцем воду пруда.

– Я скучаю по прежней Франции. По жизни, которую вела, по любимым мною людям. – Тень улыбки осветила тонкие черты и исчезла. – А может, на самом деле я тоскую по прошлому. Говорят, это признак прихода старости? Печалиться о былом означает перестать смотреть в будущее и жить воспоминаниями.

Слова француженки кое о чем напомнили Себастьяну.

– А если бы Александр Росс интересовался потусторонним, вы бы знали?

– Потусторонним?

– Спиритические сеансы, медиумы, призывание духов умерших людей и прочее.

– А-а. Нет, – покачала головой домовладелица, – никогда не слышала, чтобы он упоминал о таком. Но это не свидетельствует, что Росса не занимали подобные вещи. Те, кто этим увлекается, редко откровенничают о своих верованиях. – Склонив голову набок, мадам Шампань прищурила уцелевший глаз на собеседника: – Полагаете, здесь замешан спиритизм?

– Если честно, нет. Подозреваю, он не более чем прикрытие для неких иных занятий. Однако мне сообщили, что Александр сильно повздорил с кем-то, приходившим к нему на квартиру в пятницу вечером. Вам об этом ничего не известно?

– По правде сказать, до меня доносились крики. Может, отец де Ла Рока и был дворянином, – губы мадам презрительно скривились, – но у сына манеры невоспитанного мужлана.

– Так это с Антуаном де Ла Роком вышла размолвка?

– Именно. Я же говорила, он часто сюда наведывался. По-моему, приходил в прошлую среду, а потом явился еще и в пятницу.

– Не знаете, о чем они поспорили?

– Большей части ссоры я не слышала, только последнюю фразу. Де Ла Рок выпалил ее, уже спускаясь по ступеням, так что эхо отдавалось на всю лестницу.

– И что же он сказал?

– Точных слов не припомню, но мой соотечественник явно считал, что его жизнь подвергается опасности и по этой причине хотел получить с Александра побольше денег. Тот отказал.

– Почему же вы не сообщили мне этого раньше?

– Вы не спрашивали, – зазмеилась хитрая усмешка.

Девлин поймал себя на том, что точно так же ухмыляется в ответ:

– А о чем еще вы знаете, но умалчиваете?

При этих словах Анжелина Шампань напряглась, словно замыкаясь в себе. Сыпнув птицам остатки хлебных крошек, она поднялась и пошла к тропинке.

– Больше мне ничего не известно.

* * * * *

После ухода француженки Себастьян немного посидел, поставив локти на колени, опершись подбородком на сложенные руки и задумчиво разглядывая рябивший от ветра пруд.

А затем снова направился на Сент-Джеймс-стрит.

Бросив взгляд сквозь эркерное окно, он заметил, что хозяйка заведения еще не вернулась на свое излюбленное место. Виконт зашел в боковую дверь и взбежал по ступеням к жилищу Росса.

Дверь на стук открыл камердинер, при виде Девлина тут же побледневший.

– Милорд! Я… – Пул напоминал перепугано ищущего укрытие кролика, – я как раз собрался уходить.

– Я ненадолго, – обронил Себастьян, проскальзывая мимо слуги в квартиру.

От обломков столика, некогда стоявшего у двери, не осталось и следа. Камердинер поразительно продвинулся в своих усилиях, сложив в коробки одни вещи и избавившись от других. Очевидно, коротышке удалось подыскать новое место, и он торопился туда перейти.

– Всего пара вопросов, – пообещал Девлин. – Меня интересует одежда, которая была на вашем хозяине в день смерти.

– Милорд? – озадаченно глянул Пул.

– Сюртук, рубашка, бриджи, чулки, галстук – все, что было надето на Россе, когда вы видели его в последний раз. Где он обычно оставлял вещи, раздеваясь перед сном? На стуле? На полу?

– Белье, предназначенное в стирку, бросал на пол. Когда жилет, сюртук или бриджи нуждались в чистке, мистер Росс клал их на кушетку, в противном случае убирал их в шкаф сам, – сделав паузу, камердинер добавил: – Если только не был выпивши.

– А когда вы в воскресенье утром обнаружили хозяина мертвым, его надеванная одежда лежала на полу?

– Да, белье лежало.

– Уверены?

– Да, милорд.

– Ничего не пропало?

– Нет, сэр.

Виконт нахмурился. Удар стилетом в основание черепа должен был вызвать обильное кровотечение. Убийце потребовалось бы снять с жертвы запачканную одежду, остановить кровь, одеть мертвеца в ночную рубашку, уложить в постель, а затем унести грязное тряпье. Однако отсутствие предметов гардероба могло осложнить дело, поскольку наутро слуга незамедлительно обратил бы внимание, что хозяйские вещи не находятся на привычном месте.