Где собака зарыта - [18]
— Есть тут хоть какая-нибудь уборная?
— Ничего себе вопрос, — ответила Баата «обиженным» тоном, но я заметил в ее глазах одобрительно-многозначительный блеск, каким учительницы одаривают отличников, не желая их открыто перед всем классом хвалить.
Над унитазом висело зеркало, поэтому, писая, я мог сколько душе угодно рассматривать свое сильно помятое в автобусных и железнодорожных дремах лицо неудачника, лицо героя, лицо мудреца; воистину лишь первый беглый взгляд в зеркало может по-настоящему удивить, потом начинается актерство, ложь, иллюзия; наблюдая за этой вереницей собственных лиц, одно достойнее другого, я забыл, что занят в данный момент чем-то, по сути, постыдным. Впрочем, нет, не забыл, а как раз наоборот — сообразил, что все-таки постыдным. Хочу сделать нечто постыдное. Может, и ты тоже хочешь сделать нечто постыдное? Почему бы нам не сделать это одновременно. Мне хочется на какое-то время остаться одной. Смысл нашего с Баатой разговора стал для меня настолько ясным, что даже сделался глупым. И практически в то же самое мгновение я увидел (почувствовал), что, пока я тут манипуляции разные с ширинкой вытворяю, она достает из-под шкафа большой лист бумаги и идет на кухню за подходящей, с гладкими краями, тарелкой.
6. Сначала неплохо бы вызвать дух живущего (Баата, что ли, сказала или мы оба знали, что проще приходят? Я тогда спросил: а что тогда с тем человеком? он че, без души ходит?) Видимо, так (Баата знаток), но это ему ничуть не мешает. Разве что дух не захочет отойти. Но и на этот случай есть выход (какой?), надо его напугать (я предпочел не узнавать, как пугают духов). Выбор человека оказался для нас не слишком трудным. Ивонка (сказала Баата) — она что с духом, что без духа — ей все равно. (Я знал Ивонку. Лучшая подруга Бааты. Под ее безраздельным влиянием. Жила через несколько домов от нее.) Ну же (растопыренные руки на тарелке, мизинцы касаются друг друга), дух Ивонки, сделай милость, приди. Ты уже здесь? (ДА, торопливо ответил дух.) Что поделываешь (коварно спросила Баата. Тарелочка начала неуверенно кружить по листу). Скажи тогда (Баата безжалостна), где ты сейчас находишься? (В WC, ответил дух настолько лаконично, насколько это было возможно. Мы с Баатой обменялись циничными ухмылками.) Хочешь ее еще о чем-нибудь спросить? (обратилась Баата ко мне. Я пожал плечами), спроси ее, есть ли у нее аларана (а что такое аларана?), когда-то мне один дух сказал, что у меня нет алараны, а я все никак не могу узнать, что это такое; вот и пытаюсь доискаться (тарелочка беспокойно дернулась), смотри, сама что-то хочет сказать. (СКАЖИ ЕЙ, ЧТОБЫ ОСТАВИЛА МЕНЯ В ПОКОЕ!) Ты подумай, с восклицательным знаком (прокомментировала это послание Баата), душка-ангел Ивонка. (И неожиданно резко:) Знаю про нее все. (Может, отослать ее обратно?) Как хочешь. Пожалуйста, дух, уходи. Ты все еще там? (Тарелочка тихонько шевельнулась.) У нее с этим проблемы (объяснила Баата), она не любит свое тело. Дух, уходи отсюда, не то скажу Роберту (моментально под тарелкой обозначилось абсолютное отсутствие духа). Видишь? и на это есть управа (Баата ликовала).
— С этой алараной интересная штука, — завела разговор Баата с деланным безразличием, вроде бы как жалела, что эта тема вообще появилась, — у одних она есть, у других ее нет, а для духов это, оказывается, основное. Ивона теряет ее, только когда сидит в сортире или когда они с Робертом и понятно чем занимаются. Вот у мамы моей она постоянно в наличии. У меня тоже порой случается, но редко.
Кто следующий?
— Виткаций. Обожаю этого типа, — призналась Баата.
— А что у него спрашивать, у Виткация? — у меня уже период виткацомании прошел, я оказался, образно говоря, в состоянии поствиткациевского похмелья, а потому особого желания разговаривать с ним у меня не было.
— Я ни о чем не хочу его спрашивать, мне хочется пофлиртовать с ним, — сказала Баата, понизив голос чуть ли не до шепота. И добавила: — Спрошу его, не придет ли ко мне сегодня ночью.
— ПРИДУ, — простецки ответил дух, когда мы выполнили все необходимые в его отношении формальности.
— А в каком обличье ты придешь ко мне? — кокетливо спросила Баата.
— В ОБЛИЧЬЕ ЖЕНЩИНЫ.
— Ни фига себе! — Баата блаженствовала. — Лесбийский секс с Виткацием! Представляешь?
Я-то мог представить, да меня это не особо трогало. Мне сразу вспомнились все эти перемудренные с перехлестом постановки его пьес, как тотчас же все расхотелось. После мы задали ему еще много вопросов, потому что он вдруг заинтересовал меня как дух самоубийцы. Но никаких сенсаций. На вопрос, не испытывает ли он на том свете каких-нибудь неприятностей по причине захоронения на католическом кладбище, дух ответил: Я ЛЕЖУ ВОВСЕ НЕ НА КАТОЛИЧЕСКОМ КЛАДБИЩЕ, ну и конец дискуссии. После того как мы отослали Виткация назад, нас обуяло настоящее безумие вызывания самых разных духов (в чем мы оба сильно изголодались), всех спрашивали про аларану, результаты оказались довольно неожиданными (у меня она была). Под конец мне на ум пришел Игорь Стравинский, которого пару лет назад (на дне рождения Мачея, превратившемся в один большой спиритический сеанс) нам пришлось оставить в квартире у Мачея, потому что дух все никак не хотел уходить, и я забеспокоился о том, что, оставленный, он может превратиться в домового у Мачея и начать пугать людей (Мачей тем временем с той квартиры съехал), ну и вообще, что-нибудь плохое могло с ним приключиться, вот мы и вызвали его, и он, к моей огромной радости, пришел, а по некоторым его высказываниям (
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..
Ольга Токарчук — «звезда» современной польской литературы. Российскому читателю больше известны ее романы, однако она еще и замечательный рассказчик. Сборник ее рассказов «Игра на разных барабанах» подтверждает близость автора к направлению магического реализма в литературе. Почти колдовскими чарами писательница создает художественные миры, одновременно мистические и реальные, но неизменно содержащие мощный заряд правды.
Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.
Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.
Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.