Где скрывается правда - [9]

– Раздается стук в дверь. Мэгги робко приоткрывает ее и заглядывает внутрь через щель.

– Поспала?

– Судя по всему. – Я пытаюсь вспомнить, чем вообще занималась последние несколько часов, но голова не соображает. Видимо, после бессонного дня я просто отключилась.

– Скоро будем ужинать, – громко говорит Мэгги, перекрикивая стук закрывающейся двери. – Я тут подумала: может, съездим вчетвером в «Лодочный домик»?

Не успевает она толком объяснить, что имела в виду под словом «вчетвером», как из-за ее плеча появляется лицо Кэлли.

– Я сегодня иду к Эм, на вечеринку в честь окончания школы. Я же тебе говорила.

Мэгги какое-то время смотрит на дочку, потом переводит взгляд на меня.

– Что ж, день был длинный, а готовить слишком жарко, так что мы с Риком будем очень рады, если ты пойдешь ужинать с нами.

За все годы, что я его знаю, Рик Гринвуд сказал мне от силы слов десять. Ничего личного – такой уж он человек: тихоня, из тех, кто, вернувшись домой с работы, садится за компьютер, чтобы помедитировать в онлайн-покере. На соревнованиях Кэлли по вращению жезла он сидел на трибуне с каменным лицом, вздыхая и отворачиваясь каждый раз, когда в упражнениях начинались любые тряски телом.

– Она могла бы пойти со мной, – отвечает вдруг Кэлли. Мы смотрим на нее по меньшей мере ошарашенно; она начинает нервно тянуть себя за волосы. – В смысле, если она, конечно, хочет.

Не знаю, стоит ли мне поблагодарить Кэлли за то, что она предлагает мне спасение от очень неловкого вечера, или же разозлиться из-за того, что при этом она даже не смотрит мне в глаза.

– Тесса знакома с Эмили, – поясняет Кэлли, заметив скептический взгляд Мэгги. – В детстве они дружили.

– Меня туда не звали, – отрезаю я. Они оборачиваются ко мне с удивлением, как будто забыли, что я тоже тут сижу.

– Вечеринка открытая, – разъясняет Кэлли для нас обеих. – Половина придет с улицы, знакомые знакомых.

Мэгги морщит лоб.

– Не нравится мне все это.

– Мама, праздник для нее устраивают родители, – говорит Кэлли. – Там не будет погромов, ничего такого. Я хочу, чтобы Тесса пошла.

Ее взгляд метнулся вправо: значит, на самом деле не хочет. Ну и зачем тогда приглашать?

А я и тем более не хочу идти сейчас на вечеринку. Мне бы хотелось остаться дома, чтобы снова добраться до компьютера Гринвудов и попробовать раскопать информацию о сестре: за эти годы я впервые получила хоть какую-то зацепку о ее местонахождении. Но я знаю Мэгги: она ни за что не даст мне остаться тут одной.

Я шумно сглатываю и поднимаю на нее глаза.

– Наверное, я пойду на вечеринку, если ты не против.

Ее рот чуть заметно кривится, но она быстро оправляется.

– Конечно. Только будьте осторожнее, девочки, хорошо?

Кэлли закатывает глаза.

– Я напишу тебе, когда мы доедем.

Мэгги улыбается, потом желает нам хорошо повеселиться и велит как следует запереть двери, когда будем уходить. Кэлли неопределенно кивает мне, будто говоря: «Ну что ж, ладно», – и снова пропадает у себя в комнате.

Я опускаю взгляд на свою непрезентабельную толстовку. На рукаве жирное пятно от сырного тоста, который Мэгги сделала мне на обед. Придется идти в том, что есть: у меня с собой мало одежды на прохладную вечернюю погоду. Наверное, там все равно будет темно, никто и не увидит.

Я заново укладываю волосы в пучок, когда в проеме появляется Кэлли.

– Готова?

Нет.

– Да.

Она переоделась в джинсы с низкой талией и хлопковую рубашку. Я закатываю на толстовке рукава, чтобы спрятать жирное пятно, и спускаюсь вслед за ней.

– Нам разве не стоит взять с собой открытку или что-нибудь такое? – спрашиваю я, недоумевая, почему руки Кэлли пусты, когда она запирает за нами дверь.

Она шагает вперед по подъездной дорожке, не оборачиваясь ко мне.

– Никакая это не вечеринка.

– Надо же, а звучало убедительно.

Мы подходим к минивэну Мэгги, и лицо Кэлли отражается в боковом зеркале заднего вида. Взгляд у нее недружелюбный.

– А что, тебе было бы лучше весь вечер просидеть в этом доме, навевающем депрессию? – Она отпирает автомобиль, и мы садимся внутрь.

Что Кэлли знает о депрессии? Бабушкин дом от пола до потолка завален пепельницами и таблоидами еще с тех времен, когда умерла принцесса Диана. Как бы то ни было, но я не отвечаю на вопрос, а она не давит на больную тему. Кэлли выворачивает на главную дорогу, и я притворяюсь, будто дорожные знаки – страшно занимательное зрелище. Вот, например, реклама хеллоуинской прогулки с привидениями за пожарной станцией – хотя праздник был уже девять месяцев назад.

Кэлли покашливает, и надежда доехать остаток пути в молчании испаряется. Я поворачиваю голову. У нее такой вид, будто она сейчас упадет в обморок.

– Тогда дело было не в тебе. – Она так яростно вцепляется в руль, что ногти у корней белеют. – Я так вела себя после твоего переезда, потому что… мне просто было тяжело.

Если бы у меня хватило смелости, я бы напрямую спросила, с чего она взяла, что мне тогда пришлось легче. А ничего, что мама меня оставила? Что мне пришлось переехать к женщине, которую я до этого ни разу не видела?

– Много воды утекло. – Это все, что я могу ответить.

Она отпускает руль и заправляет локон за ухо. Ее пальцы застывают на месте, как будто она не может с собою совладать. Мне ее почти жаль. Почти.