Где нет княжон невинных - [184]

— Спасай Рренду! — Язычок пара вырвался из клюва попугая, как из-под крышки горшка. — Она умиррррает!

Збрхл, ругаясь, поднялся на ноги. Длинная стрела внезапно материализовалась в поле зрения, ударила в щитоподобный камень, высекла сноп искр, упала рядом с Дропом. Попугай дернулся, выполз из снежной норы, волоча за собой сломанное крыло и парик Ленды. Собачка арбалета щелкнула, последний болт с радостным свистом помчался к цели.

Что-то мягко и влажно ударило сзади. Впереди приоткрытая голова девушки пряталась под самой фантастичной во всем Виплане шапкой: Дроп повалился на нее, прижался, вцепился в шею и виски всеми коготками. В локте от него следующая красноперая стрела задрожала в сугробе, наткнувшись на скрытую под снегом брусчатку.

— Дебрен…

Он повернул голову, заранее зная, что увидит. Голос Збрхла был еле слышен. Гораздо громче ударились о камни колени и локоть ротмистра. Второй локоть не ударился: у Збрхла еще оставалось достаточно сил, чтобы упасть на правый бок, оберегая рану. Стрела торчала из левого.

— Дерьмо и… — Со своего места под фурой Дебрен не мог оценить угол и место попадания. Кажется, высоко, но на пути наконечника могли оказаться и легкое, и даже сердце. — Точно, как… Не иначе как предназначение.

Необходимо выбраться из-под фуры, что-то сделать. Он не мог. Кургузый, потом дед, затем отец… Ленда пожертвовала жизнью, но и это не помогло. Голова, зад, а теперь…

— Дроп! — Он отвернулся — не мог смотреть, как умирает очередной Збрхл. — Пусти ей кровь! Быстрее!

Птица лишь крепче прижалась к голове девушки. Прикрыла своим телом, но, глядя на падающие с неба стрелы, нельзя было обманывать себя: большинство из тех, что попадут, пробьют насквозь и птицу, и череп Ленды. Стрелы падали уже всего лишь в стопах от девушки, и было ясно, что задолго до того, как в небо отправится шестисотая, Ленда превратится в груду мертвого мяса с прибитым к голове трупом попугая. Раненному в руку солдату, скрытому за остатками фуры, не было нужды ни выкапывать очередные пучки стрел, ни вмешиваться в бой. Но, разумеется, он вмешался.

Когда чародей увидел его снова, он полз посредине покрывающей мост осыпи. Точнее, полз большой прямоугольный щит. Солдата, проваливающегося в сыпучий снег, видно не было. Он передвигался с трудом, но еще труднее было бы его задержать: погружаясь по пояс в сугробы, он становился ниже ростом и мог прикрываться наклонно установленным щитом.

Тяжелый арбалет, такой, как у Збрхла, мог расправиться с осадным щитом, но не при таком угле. Что, впрочем, не имело значения: болты кончились.

— Дроп!

— Неррреарррьно, — ответила птица, прижимаясь к голове девушки с усердием нетопыря. — Прррости!

Дебрен выжал из мозга остатки свободной энергии, схватил лежащий около колеса серп и, воспользовавшись его ручкой как волшебной палочкой, послал молнию. От серпа отвалилось острие. Щит от удара развернулся, заехал солдату по уху. Отразившийся от лат разряд пошел в небо, щитоносец вылез, приоткрыв на мгновение половину тела, но некому было воспользоваться случаем. Дебрен — даже будь у него под рукой арбалет — не смог бы стрелять: ручка серпа разлетелась у него в руке с такой силой, что парализовала до плеча. Боль и усилие на какое-то время ослепили его.

— Дебрен… хватит, — услышал он слабый голос Збрхла. — Так мы ей ничем не… Все, что было можно, ты уже… Зови их… Врахта… сдержит слово, довезет ее живой до города. Пожалуй, лучше…

— Мы половину деревни перебили. — Тьма перед глазами распадалась на клочья, вращающиеся как сумасшедшие, но по крайней мере перемежающиеся с серым. — А из взрослых так наверняка…

— Ему… платит не деревня.

— Сам он тоже половину людей потерял.

Дебрена мутило. К счастью, желудок был пуст.

— Он такой же, как я. Наемник. Нам не делает чести… раненую бабу добивать. Петунка на князя замахнулась, а не на глупый мост. Но ведь и ее тоже никто даже… башмаком. Дебрен! Ты себя хорошо чувствуешь?

Не соображая, что делает, Дебрен задом выполз из-под фуры. И, похоже, восстановил зрение. Уверен он не был. Кажется, он запомнил бледное, стянутое болью и беспокойством лицо ротмистра. Впрочем, возможно, и нет.

— Ты что-то сказал? — пробормотал он.

Даже если Збрхл и ответил, ни один звук не пробился в его сознание. В голове звучал другой, женский голос.

«Я везла его на санках… И все время думала, как все это сказать. Мы вместе планировали, я не выбила это у него из головы, а теперь… У меня ни царапины, а он…»

Те двое проиграли проклятию. Теперь проиграть должны они. История повторяется.

Тогда почему? Почему он слышал Петунку? Глазами воображения он видел, как, пошатываясь, в куцей зеленой юбке, не задевающей во время охоты за ветки, окровавленная, вся в соплях, она тащит Цедриха.

Чума и мор! Это тоже ее слова. Он должен думать о Ленде. На той стороне не было бельничан, чудо одиннадцатилетней давности повториться не могло.

«У них были лучники, но никто стрелы не выпустил. И когда пехота двинулась, тоже никто… неудивительно. Баба, течет из нее все, что только можно: слезы, сопли, кровь…»

Врахта и его люди не жалеют стрел, а солдат со щитом уже очухался и ползет дальше. Чтобы убить. Второго чуда на мосту Мешторгазия не будет. Не хватило…