Где не светят звезды - [37]

Ветер опять засвистел в ушах.

— Не знаю, что это было, — признался Никк, помедлив, — но не хочу, чтобы это заканчивалось.

— И правда странный парк. — От нового порыва мелкие камешки посыпались вниз по склонам, Аня поежилась, подняв воротник. — И думаю, нам лучше найти более безопасное место для следующего эксперимента, Никк.

Как бы Никку ни хотелось продолжить экспериментировать прямо здесь и сейчас, он кивнул.

Через несколько минут они наконец добрались до вершины разрушенной лестницы и увидели вход в пещеру. Место явно было рукотворным, так как идеальной формы арка не могла образоваться сама по себе даже под действием самого искусного ветра. К тому же над ней красовался хорошо сохранившийся символ: дракон, извернувшийся точно язык пламени и вцепившийся клыками в собственный хвост.

— Легенды Да’Арии что-нибудь говорят об этом? — поинтересовалась Аня.

— Если и говорят, то не мне, — покачал головой Никк. — Впервые вижу такой.

Внутри пещера оказалась куда меньше, чем казалось снаружи, или же обвалилась, потому что одну из стен загромождали булыжники. Аня пнула ногой маленький камешек.

— Эх, а все так заманчиво начиналось. Телепортируем обратно на АмараВрати? Продолжим эксперимент?

«Да», — хотел сказать Никк, но в последний момент передумал. Его привыкшие к полумраку глаза остановились на шероховатости под потолком, изъян отдаленно напомнил ему то ли символ старинного алфавита, то ли руну. Никк пробежал глазами до самого потолка. Волнение снова овладело им, но на этот раз это была не тревога, не возбуждение, а предвкушение, предвещающее новую тайну. Чем выше, тем больше становилось загадочных знаков.

— Ни капельки не жутко, — заметила Аня, проследив за его взглядом. — Есть идеи, кто мог все это написать?

— Не знаю насчет всего, но откуда здесь он? — Никк указал в самый центр потолка. Трехлистный лотос, точь-в-точь как тату у Ани на запястье.

— Думаешь, моя мама тоже могла быть здесь?

— Не знаю, Ань, но на Да’Арии я видел этот символ лишь в одном месте. — «И там, как в ежедневнике твоей мамы, было написано „Лăры“».

Часть вторая. Сумрак

Fiat iustitia, et pereat mundus[3].

Глава 11. Клятва, которой не было

Лир устало плелся по коридору исследовательского института Храдэя, мысли путались, мышцы болели. Однако пока тело не рухнет без сил, Хэллхейт не станет тратить время на сон.

За стеклянными дверями кабинетов мелькали фигуры даитьян: кто-то тестировал новый вид кристаллов на термостойкость, кто-то разрабатывал детали сверхзвуковых джетов, кто-то просто пил чай, уставившись в монитор своего компьютера и рассматривая какие-то графики.

«Всех нас погубит… — крутились в голове последние слова Смерона. — Погубит…»

Ложь. Или правда? Лир не мог перестать думать об этом. Однажды он унес свою правду в могилу, но могила оказалась для него слишком тесна.

Он посмотрел на двух спорящих о чем-то в лаборатории слева сотрудников. Когда-то Элеутерей был таким же, обожал свою работу, боготворил! Готов был не спать сутками, чтобы придумать, как в маленький камешек засунуть энергию, равную по мощи взрыву вулкана.

«Зачем?»

Даитьяне создают тысячи адри, кристаллы пылятся на складах, но никогда не попадают в руки кого-либо за пределами Суталы, народов, бедствующих в нищете, сводящих концы с концами и отдающих последний грош, чтобы купить свечу и не блуждать в потемках ночью. А джеты даитьян будут пролетать в небе где-то над Забвенником, пока его жители тратят недели, чтобы добраться из одного места в другое.

«Попади технология в руки тому, кто не готов распорядиться ею разумно, — говорили всегда Мунварду, — беды не избежать».

И да, пекельный Астерот, Лир с этим согласен! Но вина ли всего остального мира в том, что у даитьян были тысячи лет, чтобы усовершенствовать свои технологии? Что именно даитьянам посчастливилось когда-то заполучить АмараВрати? Место, где энергия сама течет в руки, позволяя создавать свои поразительные шедевры науки и техники. Доверяй они когда-то чуть больше другим народам, быть может, война бы не началась. Быть может, грандиозной фальсификации Хорауна и Смерона никто не поверил бы…

«И будь я сам на толику меньше падок на предрассудки, — укорял себя Лир, поднимаясь по лестнице, холодные перила которой обжигали ладонь, — мне все еще принадлежало бы лицо даитьянина».

Еще одна ложь. Нужно ли Лиру его старое лицо? Или оно нужно другим? Он знал, что думают даитьяне, глядя на него: нечестно убитый Мунвард, герой, добродетель! Обманул богов или смешал энергии в неправильных пропорциях и вернулся на землю, только вот родился в теле врага. Надо ему посочувствовать — но доверять нельзя. Мунвард был ученым, а у Хэллхейта клинок в крови.

«Если бы только все было так просто».

Все вокруг видят в нем чужака. Что скрывать, Лир замечал, что и Даф до сих пор иногда задерживает на нем взгляд дольше, чем нужно. Если бы только между Мунвардом и Хэллхейтом и впрямь была такая огромная пропасть… Тогда бы он точно знал, что не заслуживает больше доверия других, не имеет права голоса. Но даже Мунвард никогда не просил это права.

«Нет, я возьму все сам. Как и всегда», — оглянувшись и убедившись, что на этаже никого нет, фомор свернул в отдел метеорологии. Там редко кто-то бывал, потому что даитьянская погода запрограммирована на год вперед, система, отточенная до автоматизма.