Где не было тыла - [62]

— Какая досада, до сих пор не можем установить, где сейчас линия фронта! — заметил полковник Хазанович. — А это сейчас очень и очень важно. Беркович!

Наш незаменимый Лева влетел в комнату и вытянулся у двери.

— Беркович, стыдно, два дня мы ничего не знаем, что делается вокруг… Уже давно бы пора получить необходимые сведения ну хотя бы в городе.

— Товарищ полковник, приемник опять забарахлил… Я послал за мастером в город… Что касается юго–западного направления, так мы уже установили — наступают войска Толбухина и Малиновского…

Более 50 дивизий 2‑го и 3‑го Украинских фронтов успешно наступали, стремясь замкнуть кольцо вокруг германских войск, дислоцирующихся в Румынии. Соединения противника начали поспешный отход к реке Прут. Но попытки фашистов вырваться из окружения не достигли цели. Об ожесточенности боев с гитлеровскими войсками говорит то, что лишь за 25 августа 1944 года войска 3‑го Украинского фронта уничтожили до 30 тысяч и взяли в плен свыше 20 тысяч немецких солдат и офицеров[22]. К исходу 27 августа окруженная кишиневская группировка, расположенная к востоку от Прута, была ликвидирована. 29 августа та же участь постигла соединения гитлеровцев, находящихся юго–западнее Хуши. В разгроме германских войск боевое крещение получила 1‑я румынская добровольческая пехотная дивизия имени Тудора Владимиреску.

Успешное наступление Советской Армии создало благоприятные условия для действий румынских патриотов. Повсюду шло разоружение небольших гитлеровских гарнизонов. Вместе с бойцами патриотических отрядов мужественно сражались советские военноплен ные вырвавшиеся из концлагерей. В книге кандидата исторических наук полковника А. В. Антосяка «В боях за свободу Румынии» говорится: «2 тыс. советских военнопленных из лагерей города Слобозия вместе с румынами в течение нескольких дней сражались против немецких войск. Ими было взято в плен сто немецких солдат и офицеров и большое количество военного имущества»[23]. В те дни более 75 тысяч советских военнопленных, томившихся в румынских лагерях, вышли на свободу. Большая их часть была включена в состав 2‑го Украинского фронта[24].

РАДОСТНАЯ ВСТРЕЧА

1 сентября 1944 года — день, который навсегда останется в памяти участников вооруженного восстания в городе Слобозии.

Примерно в 3 часа дня на Яссинском шоссе послышался гул танков. Мы насторожились и спешно разослали связных к командирам подразделений с приказом усилить оборону.

Каждая минута могла стать началом боя. Наша надежда была только на подразделения Коршунова, Епифанова и Собецкого.' Именно на их участки в первую очередь обрушится огонь вражеских машин. Мы знали, что подразделения, возглавляемые этими командирами, хорошо вооружены и смогут отразить натиск врага. Но все же наступают танки… Выдержим ли?

Но что это? Лязг гусениц все усиливается. Танки в пределах города, а выстрелов, боя со взрывом гранат и призывными криками не слышно.

— Что за чертовщина? Сдается, что наша оборона отходит, — заволновался командир отряда.

На лицах Канабиевского, Берковича, Бучека тревога и смятение. Беркович срывается с места:

— Я побегу, узнаю, в чем дело?

А танки в городе. И вдруг дребезжащий гул моторов утихает, доносится неясный шум голосов.

— Вроде рукопашный, товарищи, — отзывается Канабиевский.

Но в этот момент, запыхавшись, вбегает один из связных штаба, кричит на ходу:

— Танки! Наши танки!

— Как — наши?

— Советские, офицеры в погонах, ордена! — радостно улыбается возбужденный связной.

— Может быть, это переодетые немцы или власовцы? — усомнился Хазанович.

Следом прибежал Беркович:

— Что же вы ждете? Вас просит командование! — выпалил он единым духом. — Скорее идите! Там такое…

Через несколько минут мы с Хазановичем были уже на площади города. Танки густо облепила толпа наших людей и горожан. Молодые танкисты по–братски целовали военнопленных, угощали папиросами, слышались радостные и возбужденные выкрики.

Как только мы с полковником приблизились, от группы офицеров, стоявших у передних машин, отделился старший лейтенант и бросился к нам навстречу. Остановившись, вскинул руку к козырьку и громко отчеканил:

— Товарищ майор, разрешите доложить! Старший лейтенант Сироткин задание подпольного комитета выполнил.

С крайним изумлением мы узнали в офицере с полевыми погонами Федора Сироткина, весной прошлого года отправленного из Тимишоары с поручением на Родину.

— По приказанию командующего фронтом для оказания помощи отряду военнопленных привел танковую часть, — докладывал далее Сироткин.

Он радовался нашей встрече как ребенок. Знакомя нас с офицерами–танкистами, на чумазых лицах которых застыло выражение радости и недоумения, говорил:

— Командир танковой части подполковник Цулукидзе.

Еще молодой подполковник с десятком орденов и медалей на груди крепко пожал нам руки:

— Поздравляю, товарищи, с победой! Вы, оказывается, сами справились с гитлеровским гарнизоном, значит, помогли всей нашей армии.

Вечером Сироткин рассказывал подробности своего «путешествия» после побега из Тимишоары.

— На тридцатые сутки, — говорил он, — мы пытались перейти реку, но куда ни кинемся — патруль. Что делать? А тут уже и сил нет. И тогда решили: будь что будет — рискнули на поезде реку переехать. На станции стоял эшелон с танками. Как только стемнело, залезли на одну из средних платформ и под танк… Лежим час, другой, а эшелон стоит и стоит. «Вот, — думаю, — суки, задерживают наш маршрут… Уснуть, что ли? Холодно, ночь туманная, кругом железо». Но деваться некуда, так и уснул. Проснулся, когда солнце локоть припекло. Вижу, кто–то лезет на платформу, показались погоны ефрейтора. Влез, начал осматривать танк со всех сторон. Наверно, машина была его. И как двинет ботинком по моим голым пяткам, да как заорет, поднялся настоящий аврал.»