Где наша не пропадала - [2]
Пришлось вспомнить содержание письма, которое еще в далекую старину писали турецкому султану запорожцы. И написал Михаил Александрович едкое-преедкое письмо — потомки запорожцев на Ханко не лезли за острым словом в карман. Прочитали бы его сейчас запорожцы, наверное бы еще не так хохотали, как на известной картине Ильи Ефимовича Репина.
Товарищ Михаила Дудина художник Борис Пророков оформил послание гравюрами, Ханковцы одобрили текст, а в октябре 1941 года Герой Советского Союза летчик Бринько разбросал листовки с этим письмом над территорией Финляндии с самолета. Речистый Маннергейм уже больше не выступал перед защитниками Ханко. Пропала у него охота.
С тех пор как в областном издательстве в городе Иваново вышла первая книга стихов Михаила Александровича, прошло более трех десятилетий. За это время поэт создал много новых произведений. В 1967 году, например, в издательстве «Художественная литература» вышел двухтомник его стихов. В предисловии к этому изданию поэт Николай Семенович Тихонов, которому еще в 1940 году Михаил Дудин прислал по почте в Ленинград с фронта тетрадь стихов, писал: «Эта книга говорит честно и страстно о большой широкой жизни, о сильном мужественном человеке, строящем будущее мира, это книга хорошего, веселого, стремящегося к высотам духа искателя, солдата, поэта!» А в 1970 году в Лениздате вышел сборник, в который вошли стихи и поэмы — лучшее из написанного поэтом за тридцать с лишним лет. Все они принесли М. Дудину славу н а р о д н о г о поэта, поэта-патриота, который «в России русским парнем родился».
Сейчас Михаил Александрович живет и работает в Ленинграде. Он слагает стихи, готовит для издательства «Детская литература» новую книгу. Она, так же как и эта, будет написана прозой.
М. Дудин ведет большую общественную работу. Он почетный член Совета участников обороны полуострова Ханко при Центральном Военно-морском музее в Ленинграде. Он помог разыскать более двух тысяч гангутцев, которые и сейчас пишут ему из разных концов страны.
Коммунист М. Дудин — страстный защитник мира. Он призывает людей помнить о минувшей войне, помнить для того, чтобы никогда не повторялись ее ужасы. Очерк «Отступления не знавшие», который ты прочитаешь в этой книге, так и заканчивается коротким и предостерегающим словом — «помните».
Мы, гангутцы, узнавшие войну во всех ее жестокостях, не только настойчиво призываем к миру, боремся за мир, но и свято помним имена наших боевых товарищей, имена тех, кто отстоял мир. Помнит о них и Михаил Дудин.
По его инициативе был начат сбор средств на памятник защитникам Ленинграда. Более двух миллионов рублей уже собрали на этот памятник советские люди. Михаил Александрович первым предложил создать вокруг Ленинграда Зеленое кольцо Славы.
Но главное, чем живет этот человек, — стихи. В них он еще не раз расскажет нам о красоте и душевном богатстве советского человека, в них он поведает нам о мужестве и стойкости защитников Родины, мертвых и живых, в них он с гордостью скажет свое влюбленное слово о Родине. Его стихи — это тоже памятник, памятник мужеству, героизму, человечности и неугасимой любви ко всему живому, к миру.
А. БРОВКИН,
участник обороны Ханко,
член Совета ветеранов 188 гвардейского
Ленинградского стрелкового полка
Где наша не пропадала
Г л а в а п е р в а я,
ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНАЯ
Дорогой мой друг!
А как же я могу тебя назвать иначе, если ты взял мою книгу в свои руки! Ты идешь следом за мной, и тебе не обойтись без меня.
Я тебя предупреждаю: эта книга не документальна и не автобиографична в буквальном смысле этих слов, но, как говорит Сухово-Кобылин, «я ничего невозможного не выдумал и несбыточного не сплел».
Сколько раз, оставаясь один на один, я говорил себе: ты не можешь не написать эту книгу. Сколько раз она виделась мне совершенно готовой. Но стоило мне сесть за стол, взяться за перо, — все исчезало, и мой герой, добродушно посмеиваясь, уходил, как бы всем видом своим говоря: «Зря ты меня вызвал, у тебя еще ничего не выходит. Подумай!»
И я ходил и думал. Ездил и думал. Спал и видел об этом сны. Но стоило сесть за стол, — история повторялась. Это не давало мне покоя. Да и к чему человеку покой? Человек не может жить спокойно! Ему надо обязательно шевелиться, спорить, толкаться локтями, забывать и снова возвращаться к недоделанному, но обязательно что-то делать и переделывать.
Наш век — быстрый век. Даже слишком быстрый! А жизнь человеческая, по какой-то величайшей несправедливости самой природы, не такая-то длинная, как бы человеку хотелось.
Я не стал бы писать и этого. Но для начала нужно начало. Не каждый может сразу, не раздумывая, головой вниз кинуться в ледяную воду.
В городе мне стали мешать шум, толчея, телефон, текучка, а скорее всего, просто-напросто поистрепались нервы. И я, воспользовавшись любезностью старинного друга, приехал в Пушкинский заповедник.
Я живу в самом Михайловском, на маленькой веранде, пристроенной к сложенной из булыжника кладовой. Черемуха и яблони уже отцвели, но зато сирень прямо-таки бушует по всем куртинам. Все зеленеет, все поет своими голосами о своей жизни. Прямо передо мной растет бузина и черемуха. Через зеленую сетку листьев я вижу переливающуюся полоску Сороти и высокое чистое небо. У моего окна пролетают, как веретена, хлопотливые скворцы. Их птенцы верещат или тихо попискивают напролет целые сутки в скворечнике над моей дверью. Иногда на черемуху, воровато оглядываясь по сторонам, садится галка, но, заслышав стук моей машинки или увидев меня в окне, моментально снимается с ветки. А над вершиной черемухи, ритмично размахивая мощными медлительными крыльями, вобрав голову с вытянутым клювом и выпрямив в струнку ноги, пролетают цапли. А над цаплями я вижу чуть заметный крестик самолета, и его серебряный шлейф долго тает в ясном небе.
