Где место России в истории? - [33]

Человека, хоть сколько-нибудь знакомого с марксистской литературой или хотя бы читавшего Виттфогеля, настораживало здесь лишь то, что формулировка Пайпса неожиданно звучала, как цитата из Маркса (помните, «в Азии суверенитет и есть собственность на землю в национальном масштабе»?). Тем более странным казалось это совпадение, что формулировка Маркса относилась как раз к тому самому восточному деспотизму, который Пайпс только что так решительно отверг в качестве теоретической модели русской государственности. Что бы это означало?

К сожалению, путаница эта оказалась лишь началом того, что приготовил для нас автор дальше.

ЕГИПЕТ КАК МОДЕЛЬ РОССИИ?

Совершенно даже независимо от того, заимствовал Пайпс свою формулу у Маркса (или у Виттфогеля), или пришел к ней самостоятельно, всё его теоретическое построение оказалось, как мы сейчас увидим, одной сплошной непроходимой путаницей, по сравнению с которой даже метафоры Виттфогеля и дефиниции Валлерстайна выглядят образцом ясности. Вот пример. Нам говорят: «Деспот нарушает права собственности подданных; патримониальный правитель не признает их существования. Отсюда следует, что в патримониальной системе не может быть четкого различения между государством и обществом, поскольку такое различение постулирует право человека на контроль над вещами и (там, где есть рабство) над другими людьми». (32)

Но мало того, что в России государство и общество друг от друга не отличались, сама «идея государства отсутствовала в России до середины XVII века». (33) А поскольку, как мы уже знаем,  собственность как главный источник социальных конфликтов отсутствовала тоже (поглощена суверенитетом), читателю невольно придется заключить, что царили в этой удивительной «примитивной семье» мир, благодать и полная бесконфликтность. Да такие, что для paterfamilias править ею было одно удовольствие. Не удивительно поэтому, что даже самодержавная революция Ивана Грозного уместилась у Пайпса в двух абзацах. И те напоминают скорее эпическую семейную хронику, нежели революцию. Более того, автор замечает, что «метод, использованный [Грозным] по сути не отличался от того, который был использован Иваном III на территории завоеванного Новгорода». (33)

Но все хорошее на свете, как известно, кончается. И вот в середине XVII века «идея государства» в России вдруг, наконец, каким-то образом возникает. Почему? Появилась к этому времени частная собственность? Рухнула «примитивная семья» вместе с «патримониальной ментальностью» (34), и царь перестал быть paterfamilias? Так должен был бы заключить читатель на странице 70. Тот, однако, кто дочитал до страницы 85, узнает вдруг нечто прямо противоположное. А именно, что «трансформация России в вотчину правителя... 3АВЕРШИЛАСЬ в XVII веке». (35) То есть как раз тогда, когда «идея государства» возникла. Как объяснить эту головоломку?

Очень просто. На странице 70 Пайпс все еще витал в эмпиреях «патримониальной» теории, а на странице 85 он уже спустился на грешную землю - и к собственному изумлению обнаружил, что перед ним совершенно не та страна, которую описывала его теория. Виттфогелю и Тойнби, скажем прямо, было легче. Они провозглашали свои глобальные теории, а потом пытались втиснуть конкретную страну, в нашем случае Россию, в предусмотренную для неё нишу. Своей специальностью полагали они, так сказать, алгебру мировой истории. Для Пайпса как историка России это невозможно. Ему пришлось заниматься арифметикой, если можно так выразиться, т.е. скрупулезно сверять теорию с фактами. Именно это как раз и обещало стать его главным преимуществом перед предшественниками. На самом деле оказалось это его главной слабостью. Ибо история России отчаянно бунтовала против его теории.

Но прежде, чем мы приглядимся к этому бунту, еще два слова о теории. Монголы и византийцы в качестве прародителей российской государственности выпали в ней, как мы видели, из тележки. Кто вместо них? «Классические примеры таких режимов можно найти среди эллинистических государств, возникших после распада империи Александра Великого, например, в Птолемеевском Египте (305-30 до н.э.) или в государстве Атталидов в Пергаме (283 -133 до н.э.)». (36)

Почему, собственно, предпочел Пайпс птолемеевский Египет империи Чингизхана в качестве модели для России, остается только гадать. Может быть, потому, что Птолемеи были, в отличие от ханов, обожествлены. Или потому, что монголы не могли при всем своем могуществе похвастать таким патриархальным миром и согласием, какой предписывала России патримониальная теория. Но в принципе не так уж это и важно, поскольку 74 страницы спустя Птолемеи тоже вылетели из тележки вслед за монголами и византийцами. И мы вдруг узнаем, что "московская служилая элита, от которой по прямой линии происходят и дворянство императорской России и коммунистический аппарат России советской, представляет УНИКАЛЬНЫЙфеномен в истории социальных институтов». (37)

ВРЕМЯ «ГРАЖДАНСКИХ БУРЬ»

В амплуа теоретика Пайпс объяснил нам, что -- в связи с хроническим отсутствием в России конфликтов, связанных с частной собственностью -- царили в ней под эгидой ее paterfamilias беспримерные мир и согласие. А что говорит история? До середины XVII века, рассказывает нам тот же Пайпс, но уже в амплуа историка, страна была ареной «гражданских бурь, БЕСПРЕЦЕДЕНЫХ ДАЖЕ ДЛЯ РОССИИ, когда государство и общество были вовлечены в непрерывный конфликт, в котором первое пыталось навязать обществу свою волю, а последнее предпринимало отчаянные попытки этого избежать». (38). (Это при том, заметим в скобках, что ни государства, ни собственности еще, как мы слышали от Пайпса-теоретика, тогда  не существовало).