Где место России в истории? - [26]

Нет ничего легче, чем унизить его, сказав, что его представление о восточном деспотизме есть лишь историческое измерение современной теории тоталитаризма. Или, перефразируя М.Н. Покровского, тоталитаризм опрокинутый в прошлое. Легко и посмеяться над ним, как сделал известный израильский социолог С.Н. Эйзенштадт, заметив язвительно, что «если кто-нибудь желает писать о коммунизме и о Сталине, совсем не обязательно это делать, описывая восточный деспотизм». (2)

Такие аргументы хороши, чтоб отвергнуть Виттфогеля. Чтоб понять его, они бесполезны. А понять его, как мы еще увидим, очень важно. Хотя бы потому, что его влияние очень заметно среди постсоветских историков, сошлюсь на уже знакомого нам Н.Н.Борисова или А.И. Фурсова, автора (совместно с Ю,С.Пивоваровым) знаменитой в 1990-е концепции «Русской системы». А также потому, что к чести западных историков обсуждению книги Виттфогеля посвящен был в 1963 году целый сборник статей.

Тут важно помнить две вещи. Во-первых, история и политика откровенно слиты у Виттфогеля, в отличие от коллег, в единое целое, как корни и ветви дерева: одно не может быть понято без другого. А во-вторых, междисциплинарный подход работает для него лишь в контексте мировой истории, взятой опять-таки как целое. Таковы его постулаты. Можно с ними не соглашаться. Можно сожалеть, что он сам, как правило, им не следует. Но нельзя спорить с ним, не поняв их.

В методологическом плане концепция его сводится к яростному отрицанию марксистского постулата об однолинейности исторического процесса. Как для всякого бывшего марксиста, это больная для него тема, и он много раз к ней возвращается. Универсальность марксизма, его высокомерная уверенность, что провозглашенные им «формации» одинаково подходят для всех стран и народов, бесила Виттфогеля. Он противопоставил ей методологию «многоколейности» исторического развития.

К удивлению критиков, однако, Виттфогель оказался решительно не в состоянии своей методологии следовать. Во всяком случае, центральный тезис его теории состоит как раз в ЕДИНСТВЕННОСТИ исходного исторического пункта деспотизма. Расположен этот пункт, полагал он, в засушливых районах Азии и Ближнего Востока, где люди не могли прокормить себя без искусственного орошения. Именно жизненная необходимость в строительстве гигантских ирригационных сооружений и привела, по Виттфогелю, к формированию менеджериально-бюрократических элит, поработивших общество. Потому и предпочитает он называть деспотизм «гидравлической» или «агроменеджериальной» цивилизацией.

Но тут вдруг и наталкивается эта элегантная концепция на непреодолимое препятствие. Оказывается, что многие страны, вполне отвечающие его собственному описанию деспотизма, расположены были очень далеко от засушливой сферы. Для историка непредубежденного и тем более проповедующего, как Виттфогель, «многоколейность» исторического развития, никаким бы препятствием это, конечно, не стало. Он просто предположил бы, что возникает деспотизм и по каким-то другим, «негидравлическим" причинам. Но вместо этого элементарного предположения автор делает нечто прямо противоположное. Он начинает вдруг выстраивать сложнейшую иерархию деспотизмов, берущую начало в той же гидравлике.

В дополнение к «плотному» или «ядерному» деспотизму включает эта иерархическая семья множество разных «типов» и «подтипов», в частности, деспотизмы "маргинальные" и даже «полумаргинальные», не имеющие уже не малейшего отношения к искусственной ирригации. Мало помалу весь мир за пределами Западной Европы и Японии - совершенно независимо от количества выпадающих в нем осадков - втягивается таким странным образом в воронку «гидравлической цивилизации».

В этом пункте методология Виттфогеля с пугающей ясностью обретает черты той самой универсальности, которую он так ненавидел в марксизме. Разве что вместо «однолинейного» евангелия от Карла Маркса возникает перед нами «двухколейное» (или, если хотите, биполярное) евангелие от Карла Виттфогеля. А это уже прямо связано с проблемой «русского деспотизма».

ПЕРВАЯ ПОПРАВКА

Первоначально (в ранних статьях 1950-х и, конечно, в главной своей книге) Виттфогель утверждал категорически, что с младых, так сказать, ногтей Россия принадлежала к деспотическому семейству. Выстраивалось это у него таким замысловатым образом. «Ядерный» деспотизм был в Китае. Когда в первой половине XIII века Китай оказался жемчужиной монгольской короны, он «заразил» своим примером культурно отсталых завоевателей. И двинувшись на Запад, монголы понесли с собою эту китайскую «заразу».

Поскольку, однако, «ядерным» деспотизмом стать монгольская империя не могла по причине полного равнодушия к земледелию, тем более ирригационному, пришлось ей удовольствоваться статусом «маргинального». А завоевав Киевско-Новгородскую Русь, превратила она свою новую западную колонию соответственно в «подтип полумаргинального деспотизма».

Схема, как видите, и впрямь сложноватая. И уязвимая. Во всяком случае когда бросили ему вызов в Slavic Review другие историки Виттфогель попытался ее поправить. Вот его новая формулировка: «Византия и монголы Золотой Орды были теми двумя восточными государствами, которые больше всего влияли на Россию. Все согласны, что в Киевский период, когда византийское влияние было особенно велико, русское общество оставалось плюралистическим (многоцентровым)... тогда как в конце монгольского периода возникло в Москве одноцентровое общество, доминируемое самодержавным государством» (3). Иначе говоря, образовался гигантский лаг величиной в шесть столетий (!), когда Россия была европейским («многоцентровым» на языке Виттфогеля или «несамодержавным», в моих терминах, обществом).