Где деньги, мародер? - [62]

— Тебя не должно здесь быть, — сказал он. — Если я отправлю тебя обратно, то куплю билет.

— Не знаю, кто там тебе нассал в уши, двойник, — я снова сделал шаг назад. Уже почти к краю арены. — Но раз я здесь, значит так и надо. Интересно, а воспоминания мои у тебя тоже есть? Или только то, что тебе этот некто рассказал?

Хоп. Я зацепил его взгляд и провел удар в правую руку. Кисть вывернулась, кинжал выпал на смесь песка и опилок. Он бросился вперед, чтобы его поднять, но я пнул его в подбородок, когда он наклонился.

Кажется, сломал ему челюсть. Из уголка его рта потекла кровь. Он прошипел что-то невнятное и сжал руки в кулаки.

— Зачем тебе нож, двойник? — спросил я. — Порежешься еще.

Он сделал вид, что хочет броситься на меня, но сменил траекторию и опять рванулся к ножу. Я быстрым движением прыгнул к нему на спину, и он растянулся на арене. Сжав правой рукой рукоятку этого злополучного кинжала. Я навалился всем телом, не давая ему пошевелиться. Прижал правый локоть, а левой рукой схватил его за лицо. Он зарычал и попытался меня стряхнуть. Но с его, то есть моим, весом это сделать не так-то просто. Я с размаху ударил его локтем в предплечье. Хрустнула кость, пальцы разжались.

Не думай, Лебовский. Просто делай.

Я схватил нож и быстро всадил его своему двойнику под правую лопатку.

Он дернулся. Замер. И обмяк.

Раздался удар гонга.

Ну а теперь что?

Я встал и перевернул его тело лицом вверх. Лица у него больше не было. На арене передо мной лежала тряпичная кукла, одетая в костюм, как две капли воды похожий на мой.

Интересно, как это выглядело для зрителей этого боя?

Лебовский дрался с Лебовским.

Победил Лебовский.

Круто.

Пустые трибуны взорвались возмущенными криками. Кажется, моей победе не сильно радуются.

Талтуга вновь хлопнула в ладоши, волосы ее снова окружили голову черным нимбом. Человек в шляпе склонился к уху Матонина и что-то ему прошептал. Пламя факела на миг осветило его лицо. Что это? Еще один доппельгангер?!

Нет, все-таки показалось… Совсем не похож, просто сложение и тип лица близкие. Но кто это? Я его не видел раньше…

Мир замерцал, как зеркало, когда Забава Ильинична осыпала его порошком. Над человеком в шляпе на миг появилась тень старика и зыркнула на меня злобным синим глазом.

Я сделал шаг вперед и…

Проснулся.

Не удержав равновесие и обрушился со скамейки на пол. Чадная свеча почти догорела, и Забава Ильинична как раз поджигала от ее пламени новую. Коряво слепленную, сероватую. Фитиль потрескивал, чадил и разбрасывал искры.

— Ну вот видишь, справился, — сказала старуха. — А ты боялся!

— Я бы боялся больше, если бы точно знал, что меня ждет, — пробурчал я, поднимаясь на ноги.

— Шрам теперь только останется навсегда, но тут уж ничего не поделаешь, такова цена… — узловатые пальцы старухи коснулись моей левой руки. Рукав пиджака был промокшим от крови, но целым.

— Забава Ильинична, а вот тот человек, которого я там видел… — начал я.

— Ничего не скажу, как хочешь, так и понимай, — старуха скрестила руки на груди и поджала губы.

— Но это вообще что-то реальное? Или просто какой-то образ внутри моего подсознания? Типа, антураж, который мне кажется наиболее логичным для единоборства, плюс парочка ярких воспоминаний… — Я почесал затылок.

— Как хочешь, так и понимай, — снова повторила бабка. — И ступай уже, поздно, мне спать давно пора.

— А сколько я вам должен, Забава Ильинична? — спросил я, потянувшись к карману, куда предусмотрительно сунул пару сотен соболей.

— Пятьдесят соболе сеанс, — сказала она. — Положи на стол и проваливай.

Ну что ж, проваливать так проваливать. Я положил купюры на стол и вышел в густой мрак Уржатки. Ни одна из бочек уже не горела, из уличного освещения — только отблески луны над стеной. Так даже лучше. По темноте мне не впервой пробираться, да и меньше людей увидит мое лицо.

К особняку Егорова я подошел уже не особо таясь. Я точно был уверен, что сегодня не пятница, так что просто постучал в дверь. Незнакомый бледный слуга открыл мне и исчез в глубине коридора. Я прислушался. Похоже, у хозяина были гости. Из гостиной доносились голоса, негромкий смех и звон бокалов.

Я тихонько повернул в сторону своих комнат. В общей гостиной было темно, двери спален прикрыты. Не знаю, сколько именно я отсутствовал, но до утра еще явно было далеко. Я включил лампу, снял пиджак и рубашку. Надо было осмотреть, что там у меня за рана.

Она выглядела как и должна — длинный косой порез на предплечье. Кровь уже свернулась, и в тусклом свете лампы шрам смотрелся черным. Странно как-то, такие раны обычно надо зашивать…

С другой стороны — меня вообще ранили во сне, так что какие уж там общие правила?

Я умылся остывшей водой. Открыл сундук, достал оттуда подушку и одеяло. И понял, что спать совершенно не хочу.

Что какая-то важная мысль не дает мне покоя.

Что-то насчет того, что я тоже приехал на поезде. Тоже — это в каком смысле?

Я схватил папку Мирослава Бедного и развязал шнурок. Внимательно перечитал первую страницу.

Да, все верно. Прибыл на поезде в Новониколаевск, куплен на торге господином Крюгером. Вольноотпущенный. Как я пропустил эти строчки?