ГЧ - [172]

Розоватая пена в бронхах исчезла. Вода, задушившая Анну и плотно забившая альвеолы верхней части легких, заметно убыла. Через несколько часов, если не нарушится процесс рассасывания и извлечения воды через трахеи, можно будет считать подготовку законченной. Но в это время будут идти самые простые и самые страшные теперь физико-химические процессы: бесчисленные жидкие вещества внутри организма, тщательно разделенные природой специальными оболочками и перегородками, начнут проникать одно в другое, смешиваться. Это — осмос. Перегородки, уснувшие и инертные, потеряют бдительность и перестанут удерживать их. Органы станут наполняться чуждыми им соками и могут утратить способность работать. Как далеко может зайти этот процесс, трудно сказать и невозможно проследить.

Еще анализ. Анализ физиологического раствора, циркулирующего сейчас в пищеварительном тракте. В этой жидкости при первой промывке оказалось много крови. Очевидно, желудочный сок, накопившийся в желудке и кишечнике, начал разрушать их стенки, началось самопереваривание, появились изъязвления. Ридан пустил физиологический раствор, снабженный свертывающим кровь веществом, и теперь этот раствор убирал предательский сок, который у живого человека так тесно связан с появлением аппетита. Сейчас содержание крови в жидкости стало меньше. Очевидно, язвы заживали. Все же следовало немного усилить циркуляцию.

Ридан поделился своими соображениями с ассистентами, прибавил давление жидкости и вернулся в кабинет.

Николай уже не спал. Он держал в руках записку, которая была приложена к свертку, принесенному Наташей. Вид у Николая был ошеломленный: какое-то новое волнение владело им. Ридан сразу заметил это.

— Что случилось? — спросил он.

Николай протянул ему записку.

— Читайте!

Федор писал:

«Коля, дорогой мой! Когда мы собирали последние вещи на берегу, чтобы лететь за вами, меня потихоньку отозвал в кусты один из плотовщиков, помогавших нам. Оказалось, что это был тот самый парень, которого — помнишь? — ты вытащил из воды? Он достал из зарослей эти два куска нашего кормового весла, из-за поломки которого все произошло, и сказал, что подобрал их в том месте, где лодка погрузилась в воду. Верхняя часть весла была совсем цела и плавала на воде, прибитая течением к плоту. Он ее обрубил, чтобы удобнее было везти. А нижний обломок лопасти, как он говорил, оказался почему-то торчащим в щели между бревнами, и он с трудом вынул его оттуда. Не знаю, как это могло получиться. Не верить парню нет оснований, он, видимо, очень расположен ко всем нам, за исключением Альфреда, которого упоминает не иначе, как ругательски, не питая к нему ни малейшего сожаления, и которому очень настойчиво просил этих обломков не показывать и ничего о них не говорить. Ну, прощай, дорогой друг! Крепись, береги себя, Нату и К. А. Твой Федор».

— Та-ак, — довольно сказал Ридан. — Великолепно! Как это кстати!

Пока профессор читал, Николай развернул сверток и тщательно осмотрел обломки весла. Результаты осмотра, видимо, ошеломили его еще больше, чем содержание записки.

— Константин Александрович! — воскликнул он. — Весло не могло бы сломаться в этом месте об воду… Смотрите: излом проходит чуть ниже середины лопасти. Если бы дело обстояло так, как объяснил Виклинг…

— Дело обстояло не так, как объяснил Виклинг, — перебил его Ридан. — Слушайте, Николай Арсентьевич, мы имеем дело не с несчастным случаем, как вы думали до сих пор, а с преступлением.

— Преступлением?!

— Да, Виклинг утопил Анну нарочно. Я знал об этом тогда же. В тот же момент. Больше того, я знал еще раньше, часа за два, что может случиться несчастье.

— Позвольте… это невероятно, Константин Александрович! За два часа, даже за полтора часа перед тем Аня была в лесу, собирала грибы. И потом, кто мог вам сообщить?..

— Она сама. Лучше сказать — её мозг. «ГЧ», приспособленный вами для приема мозговых импульсов, оказался способным действовать не только в лабораторном масштабе. Это одно из величайших научных завоеваний нашего времени, Николай Арсентьевич! Но об этом после… — Ридан опять вынул часы. — Словом, «ГЧ» усилил и передал мне кое-какие эмоции Анки. Правда, эта передача была очень несовершенна. Но я каждый день пробовал ее ловить и, наконец, приспособился различать импульсы даже не слишком возбужденного мозга. Довольно ясно до меня доходили иногда — вы уж простите, но это только радовало меня, — ее порывы любви к вам.

— Ко мне?! Она… любила… меня?!

— Как, вы не знали этого?..

— Нет. — Николай готов был зарыдать.

— Держите себя в руках, — строго сказал Ридан, чтобы поправить нечаянную ошибку. — Наш разговор не кончен, а время мое уже истекает. Итак, наиболее ясные сигналы пошли в день катастрофы. Постараюсь передать вам вкратце то, что я уловил из представлений Анки, доносившихся до меня, как видения.

В момент особенно острых напряжений ее мозга эти представления достигали такой ясности и силы, что становились моими собственными. Я просто лишался своего сознания, видел, думал и чувствовал то, что видела, думала и чувствовала она. Потом импульсы слабели, начинали путаться с моими, периодически исчезали, получались провалы…