Газета Завтра 970 (24 2012) - [47]

Вновь, в который уже раз, протестное движение в России, вовсе не лишенное реальных оснований, воспроизводит самые мрачные, самые деструктивные черты русской революции. А это, в свою очередь, означает, что специфическая болезнь, которую некоторые аналитики называют "идеоманией", у нас далеко не изжита, напротив, лишь усугубляется. Разрушительное либеральное поле начинает вибрировать и расширяться, захватывая всё новые и новые сферы жизни, заражая своим губительным вирусом всё большее число людей. И это является почти гарантированным путем к очередной русской катастрофе. 

Не вполне верно обозначать эту болезнь, как чисто идеологическую. Любое идеологическое помутнение имеет всегда духовные корни. В терминах православной аскетики то состояние души, которому подобна либеральная одержимость, всегда приводящая к катастрофе, обозначается как "прелесть": человек общается с бесом, будучи в полной уверенности, что ему явился ангел света. Так и наши российские либералы находятся в полной и искренней уверенности, что борются за всё светлое и высокое против всего низкого и тёмного, против этого проклятого мракобесия русской жизни. Революционная зараза всегда приходит, всегда нападает на дотоле здоровое народное тело в романтическом ореоле героизма и чуть ли не святости, она всегда паразитирует на лучших движениях человеческой души, подчиняя их, однако, абсолютно небытийным и разрушительным целям. В одном из рассказов Л.Н. Толстого герой поражен светлыми ликами казнимых террористов и, стоя на коленях, умоляет их товарища выдать секрет касательно их веры. Герой не верит, когда в ответ слышит скучное и не особо глубокое изложение марксистских догм. Нынешние оранжево-болотные активисты далеко не все относятся к числу циничных грантоедов; многие из них вполне искренне хотят позитивных перемен в стране. Уже сложилась (или стремительно складывается) своя, новая (на самом деле хорошо забытая старая) мифология борьбы. Интеллигентные люди со светлыми и чистыми лицами искренне плачут, слыша, как "ОМОН избивает народ". В наше время подчинение людей "прелестному" состоянию души во многом облегчается работой несоизмеримо развитых, по сравнению с XIX веком, информационных технологий, технологий манипулирования сознанием. Эти технологии — явное оружие инфернальных демонических сил. 

Один из великих наших пророков — Ф.М. Достоевский определял главное качество российского либерализма (в отличие от его респектабельного европейского собрата) как инфернальную, подсознательную и очень глубокую ненависть к России, ко всем основным традициям русской жизни: "Русский либерализм не есть нападение на существу- ющие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самое Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нём смех и чуть ли не восторг, он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всех… Эту ненависть к России еще не так давно иные либералы наши принимали чуть ли не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова "любовь к отечеству" стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное… Факт этот в то же время и такой, которого нигде и никогда, спокон веку и ни в одном народе не бывало и не случалось… Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел". Достоевский вполне прав в своем диагнозе, который он ставит российскому либерализму, однако писатель, в силу объективных, чисто временных причин еще не знал, до каких ужасных форм разовьется данное явление по всему миру. Мы узнаем многие, до боли знакомые черты либерального сознания, читая, к примеру, столь нашумевшую в России книгу "Смерть Запада" П.Бьюкенена, который работает в основном на американском материале. 

Либеральная идеомания (которая порождает и другие, более тяжелые формы революционной болезни) основана на жестком противопоставлении идеологической утопии жизненной органике. А это неприятие естественной, органичной, основанной на традиции жизни, согласно Достоевскому, в свою очередь, порождается воинствующей безрелигиозностью либерального сознания, неприятием религиозной составляющей жизни и сознания. Это не вполне так: приверженность "делу революции", революционной утопии всегда носила и носит в России поистине религиозный характер. Однако здесь эти религиозные энергии ложнонаправлены, имели и имеют ложный, разрушительный вектор, что, собственно, и является типичным признаком "прелести". 

Достоевский, однако, был абсолютно прав, гениально угадав одну из фундаментальных черт российского ("русского") либерализма, когда говорил, что "каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает" в либерале "смех и чуть ли не восторг". За сто с лишним лет, в течение которых "идеомания" грызёт несчастную Россию, ничего существенно не изменилось. Точно так же, как во второй половине XIX века "образованное общество" аплодировало бомбистам, посягавшим на жизнь государя и высших сановников, а в 1905 году — победе японцев в русско-японской войне, в наши дни нынешние либералы-образованцы радовались неудачам русской армии в первой чеченской войне и упорно брали под защиту исламистов в момент теракта в театре "Норд-Ост" и захвата Бесланской школы. Двойная бухгалтерия либералов, когда противникам государства можно всё, а саму власть осуждают за малейший промах и за сам факт сопротивления, ничуть не изменилась. И точно так же, как тогда, вместо конструктивной, содержательной критики власти либералы упорно подменяют повестку дня, навязывая огромной стране абсолютно ложные проблемы, порождённые не трезвым видением и анализом реальности (чем, по идее, должна заниматься интеллигенция), а утопическим, враждебным естественной, органической жизни сознанием.