Газета Завтра 938 (45 2011) - [26]

— Царь грядет! — отец Николай Псковоезерский

У Сергея Фомина охват нашей истории и вообще взгляд на нашу действительность — вселенский. Он описывает мир русского бытия в его живой жизни и движении, часто неуловимом, или даже совсем неуловимом методом классической историографии. Неуловимом в силу того, что историография не может нарушить основных идеологических табу XX и XIX веков — то есть не может открыто и откровенно поставить "главный и основной вопрос философии" — вопрос различия, вплоть до полной противоположности менталитетов разных народов.

Удивительно, какой глубокий внутренний мир раскрывает нам историк Сергей Владимирович Фомин в своих произведениях. Ведь попытку описать жизнь (воссоздать жизнь одного человека) в мировой литературе предпринимали многие: и Лев Толстой, и Бунин в "Жизни Арсеньева", и Марсель Пруст "В поисках утраченного времени", и другие. Но никто из них не сумел показать не просто внутреннюю жизнь души, но — что самое главное — никто из них не сумел показать нам внутреннюю духовную жизнь, наполненную религиозными исканиями. Т.е. сокровенную внутреннюю жизнь русского православного человека, ищущего Бога и вопрошающего Его: "зачем Ты создал меня? С какой целью? И какова цель, каков смысл всех этих моих мытарств, томлений и страданий?" А Сергею Фомину это удается. Во всех его книгах о Распутине, показывая жизнь мученика Григория с юности до смерти, он раскрывает перед нами удивительный духовный мир русского крестьянина, которому открывается горнее Царство. И из-за того, что оно ему открывается, он так глубоко постигает ценность Царства земного — Русского православного царства, на которое при его жизни ополчаются силы зла.

Но не только исторические исследования Сергея Владимировича Фомина представляют интерес для сторонников правды о русской жизни. Большой интерес представляют его устные беседы, его диалоги, в которых ярко раскрывается уже современное нам, пока скрытое от многих — монархическое движение. Вот пример такого диалога. Говорит Сергей Фомин: "Дело вот в чём. Я вам расскажу вот такую историю. Чтоб понять почему — Распутин. У меня папа… Папа военным был, он вот здесь и скончался, и служил здесь неподалёку. А он был у меня из Тюмени. И из Тюмени вся его семья была. Мамы у него не было, мама рано умерла, а отец был, — вот он мне про своего отца, моего деда, и рассказывал. Я ему говорю: "А чем твой отец, мой дед, занимался?" А он отвечает: "Все мы, и я в том числе, лыко драли и рогожи плели и вот этим зарабатывали". Ну — из самых, как говорится, низов, в общем-то, были. Но потом закончил в Иркутске университет, исторический факультет. Дома было много книг по истории. Я потом увлёкся этим. И вот он, отец, мне всегда говорил: "А вот о Распутине-то неправильно пишут, потому что у нас его все уважали, он очень многим помогал… — То есть, мой дед и отец — они были тюменские старожилы. А на хлеб чем зарабатывали? — спрашиваю его я. А он отвечает: — Я вот лыко размачивал, и рогожи плёл, а отец мой, а он, — говорит, — грузчиком работал, с кораблей разгружал рыбу, — и всё такое… А потом, вот я сейчас последнюю книгу делал — последнюю, которая сейчас в печати находится, — и там я нашёл эти вот данные — как в Покровском, на родине Распутина жили: та же рогожа, тоже плели — это основной заработок там считался, потом разгрузка этих барж и пароходов… То есть всё вернулось на круги своя. Это навсегда запало мне в душу. Это как бы эпиграф такой…" Вот такие диалоги….

Но если всё это интересно для нас, современников, то можно себе представить, какой исследовательский интерес эти диалоги будут представлять для учёных: историков, философов, богословов, филологов, социологов, — через 20, 50 и, тем более, через 100 лет! Ведь и сегодня мы по крупицам собираем данные событий, отношений, разговоров русских людей XIX-XX веков. Так, сам Сергей Владимирович сегодня занимается неким, я бы сказал, "глубинным разысканием" духа и атмосферы русской жизни конца XIX-го – начала XX-го века, исследуя бытие и сознание, жизнь, смерть известных деятелей того времени. В этом смысле Сергей Фомин и учёный-историк, и учёный-философ. Однако, есть и совершенное его отличие от других современных историков.

Во-первых, это сам метод исследования. Сначала дается портрет и психологический облик самого героя. Затем его слова, мысли, действия и планы. После этого историк показывает нам, как эти планы данный герой пытается реализовывать в действительности. И тут жанр исторического исследования, вдруг, незаметно для читателя, переходит в жанр романа-эпопеи. Автор показывает нам как, пытаясь реализовать свои проекты, герой (реальный исторический персонаж) связывается с целым кругом других героев, и так же частично раскрывает их внутренний характер. Затем, очертив круг "действующих лиц", исследователь переходит к описанию всей, окружающей их, общей атмосферы того времени, со всей его мировоззренческой сложностью и драматической борьбой идей, партий, обществ, группировок… Казалось бы, картина закончена — вплоть до прорисовок тончайших идеологических и психологических деталей. Но тут в действие вступает то, без чего настоящее произведение, будь то исторический трактат, или художественный роман-эпопея не становятся тем, что Достоевский называл "безсмертными хрониками". В бессмертном произведении передача общей духовной атмосферы эпохи и борьбы идей происходит не на идеологическом и не на философском, а на мистическом, бессмертном уровне — том уровне, который создаёт исключительно религиозное видение мира.