Газета Завтра 933 (40 2011) - [25]

Встревоженные голоса о вредности разрушения несущей конструкции, о необходимости бережного с ней отношения во имя и ради сохранности именно всего здания, вызывали лишь понимающую усмешку архитекторов и прорабов перестройки здания: знаем мы эти штучки — совковая пропаганда. Нас не проведёшь!

Каждая деталь, как было принято на митинге, имела право голоса, и вопрос об уравнивании действий в отношении всех деталей поставили на голосование, явив образец полной демократии. Лишь крыша, с опаской поглядывающая на бетонный пол, встреча с которым не сулила ей ничего хорошего, поддержала мысль о сохранении статуса несущей конструкции, но вместе со стеной осталась в меньшинстве: паркет, плинтусы и лоджия, эркер и остальные детали решительно выступили за отмену любого привилегированного положения. Каковым архитекторы и прорабы (но не в строительном, а в духовном смысле слова) считали взваливание на себя несущей конструкцией всего здания. "Недотрога, подумаешь!" — возмущались оконные рамы, чувствуя себя ущемлёнными в праве взвалить на себя всю конструкцию. Молотить почём зря нельзя, подпиливать запрещается, изымать большие куски не разрешается? Да это же связывание рук, запрет на свободу действий! Это тоталитаризм, осуждаемый всеми, кому дороги равноправие, дружба и демократия. Наконец-то встретятся пол и потолок, чему несущая (не несущая ли разлуку?) препятствовала. Кто сказал, что это будет плохо? Надо посмотреть, как будет, а нечего доверять каким-то шарлатанам, которые только запрещать да не пущать и могут. Свободу! Несущую стену голосованием большинства голосов подпили, подточили, под улюлюканье окружающих изъяли из неё значительные куски...

Раздавшийся треск воспринимали как музыку свободы. Симфония "Освобождённое равноправие" должна начаться именно с этих звуков!" — закричали пиар-менеджеры перестройки. Когда все детали оказались вместе, такое равноправие порадовало немногих. Собственно, довольными были лишь прорабы и архитекторы. Как потом с гордостью мировому сообществу признался главпрораб, которого наивные жители обвиняли в некомпетентности и неумении просчитать последствия, именно такой результат и был главной целью его проекта.

…Несущей стене в одном из помещений, хотя и повреждённой трещинами, удалось устоять. Трещины стали заделывать. Худо-бедно жизнь налаживалась. Это не могло оставить равнодушными мировую общественность. Прорабы и архитекторы Перестройки-2 вышли на площади, телеэкраны и международные симпозиумы, ратуя за подлинную демократию и равноправие… Читай выше.

-- «В музей реставраторов...»

О Савве Ямщикове, о том, как работалось с ним и как живётся без него, о выставках в доме на улице Бурденко рассказывают заслуженный работник культуры РФ, художник-реставратор, заведующая отделом Нина ЗАЙЦЕВА, художник-реставратор высшей категории Виталий КУЗЮБЕРДИН, искусствовед Марфа ЯМЩИКОВА.

"ЗАВТРА". Отдел пропаганды художественного наследия Института реставрации в июне отметил свой тридцатилетний юбилей. Как возникла идея его создания, с чего начиналась работа?

Виталий Кузюбердин. Идея принадлежала Савелию Ямщикову и Сергею Галушкину. В семидесятые годы газеты пестрели материалами об открытиях музейных реликвий. А тут — реставрация! Это было удивительно. Тот же Ефим Честняков: тряпочки какие-то — и вдруг картины получаются. И когда прошла громкая выставка древнерусской живописи на Кузнецком мосту — очередь на неё вдоль всей улицы стояла.

Подготовка такого мероприятия — это и переписка с музеями, и фотографии, и списки работ, договоры, разрешения, согласования. Огромный объём работы, не каждой организации под силу — а тема оказалась востребованной. Вот на этой волне и родилась идея создания отдела выставок. Это и до сих пор неофициальное, рабочее название нашего отдела.

На Ямщикове и Голушкине он держался, как на столпах. Убери одного — и отдела не будет. Голушкин ехал в командировку, находил что-то интересное — и Ямщиков с его подачи «раскручивал» находку. У Савелия был потрясающий организаторский талант, огромное человеческое обаяние: человек его первый раз видит, через пару минут — всё, они лучшие друзья! Он тогда был членом искусствоведческой секции Союза художников, получил мастерскую во Всеволожском переулке, «бункером» её называли. И там кого только не было — от цэковских бонз до актёров. Эти его контакты — знакомые, друзья, общение с ними — помогали в работе. Всё так и создавалось — готовились выставки, делались каталоги: Ямщикову нужно было только свести людей.

"ЗАВТРА". А почему Институт реставрации? Это же на тот момент не единственная реставрационная организация была — взять тот же центр Грабаря: с ним Ямщиков и Галушкин тоже активно взаимодействовали. В отделе есть и сотрудники, пришедшие из "Грабарей"…

В.К. К Институту реставрации у них всегда было особое отношение — хотелось объединить научную базу института и нашу практическую. Потому что там производство и ещё потому, что Всесоюзная центральная научно-исследовательская лаборатория консервации и реставрации музейных и художественных ценностей (ВЦНИЛКР), как поначалу назывался Институт реставрации — это солиднее и больше возможностей для работы. Центр Грабаря — это тоже серьёзная реставрационная фирма, даже после прошлогоднего пожара он не потерял свой статус — но там сложнее было бы сохранить «суверенитет» отдела.