Газета Завтра 923 (30 2011) - [31]

Но, в отличие от упомянутых выше режиссёров "новой русской волны", "Громозека" хотя и признаёт, что "прекрасное далёко" к большинству населения нашей страны оказалось крайне жестоким, но не использует откровенную чернуху как авторский приём. Поэтому у него есть все шансы дойти до среднего зрителя и занять свою нишу.

Где-нибудь между любителями блокбастерного попкорна и теми, кто предпочитает наслаждаться мрачным артхаусом у себя дома.

Здесь Вы найдете бесконтактные карты прайс с выгодными ценами на нашем сайте.

Фёдор Гиренок -- Семь дней в Париже

Группа учёных из России побывала во Франции, чтобы принять участие в симпозиуме, посвященном русской мысли в Париже. Мне повезло, и я оказался среди его участников.

РУССКАЯ МЫСЛЬ

Русская мысль в Париже — это, конечно же, С.Н. Булгаков и созданный им Свято-Сергиевский православный богословский институт.

Булгаков родился в Ливнах, в Орловской губернии. Сначала он примкнул к социалистам, потом стал священником. Булгаков человек сложный, недисциплинарный. Трудно сказать, что на самом деле задумал Господь, создавая Булгакова. Будучи филологом по складу своего ума, он поступил учиться не на филологический факультет, а на юридический. Зачем? Затем, чтобы, как говорил Булгаков, принимать участие в решении социального вопроса. Из-за сочувствия к рабочим он стал экономистом. Написал диссертацию и опубликовал книгу "Философия хозяйства". Поскольку японцы следят за всеми новыми идеями, постольку они эту книгу тут же перевели на японский язык, а Булгаков написал к ней предисловие.

В экономике он был богословом, в богословии — философом, в философии — софиологом. Его основная мысль вращалась вокруг Софии. Все софийно, полагал Булгаков. Во всем Премудрость Божья. Даже в смерти. "Хорошо, — писал Булгаков, — в Ливнах хоронят, и, если можно сказать про софийность и в похоронах, то скажу, софийно хоронят: печать вечности, торжество жизни, единения с природой: земля еси и в землю отыдеши…"

У нас, у русских, какое-то странное отношение к смерти. У нас почему-то перед ней нет страха. Мы ее понимаем вне связи с идеей конечности человеческого существования. Не это ли имел в виду Хайдеггер, когда его спросили, почему немцы не победили русских? Он ответил, что нельзя победить софийный народ.

О софийности русских в Париже, конечно, слышали. Но даже в Богословском институте к софиологии Булгакова относятся настороженно и, как мне показалось, отстраненно. И не только потому, что институт принадлежит Константинопольскому патриархату, а, скорее, из-за боязни прослыть пантеистами. И еще потому, что софиология оказалась вдалеке от трендов развития мировой философии.

ТРЕНДЫ МИРОВОЙ ФИЛОСОФИИ

Мировая философия стремится к упрощению. В Америке это упрощение получает легитимность под знаком когнитивных наук. Среди когнитивистов считается хорошим тоном сказать, что мыслит не человек, а мозг, и что мозг производит сознание, как печень — желчь.

Во Франции упрощение философии носит иной характер. Оно предстает как разочарование в академической философии, которая оказывается никому не нужной. Символом французского упрощения философии стал Мишель Онфре, который выдвинул лозунг: хватит копить знание и создал народный университет. Место философии, по словам Онфре, не в Сорбонне, а на телевидении. Великие дискурсы закончились. На нашу долю остались интеллектуальные революции на молекулярном уровне. Онфре патологический атеист, вступивший в борьбу с французским языком, желая вытравить из него христианский дух. Идеал Онфре — философия для всех, философия в картинках.

Во Франции сочинения Онфре издаются стотысячными тиражами. В России сочинения философов издаются стократно меньшими тиражами. У нас идеи, близкие по духу Онфре, развивает В.Дмитриев, который, правда, почти ничего не пишет.

По словам Никиты Струве, возглавляющего "ИМКА— Пресс", пространство мысли во Франции деградирует. Так ли это, не могу сказать. Но некоторые следы культурной деградации я заметил.

ДЛЯ КОГО ФРАНЦИЯ?

Еду в метро по седьмой линии. Недалеко от меня сидит негр, то есть афро-француз. Рядом с ним — француженка. Ему лет пятьдесят. Она молода. У него помятый вид, небритое лицо, засаленные штаны и поношенная куртка. Девушка одета обыкновенно. В руках у негра кусачки для маникюра. Не обращая ни на кого внимания, он сосредоточенно обрабатывает свои ногти. Ногтевые фрагменты падают ему на брюки, на куртку, на джинсы девушки. Девушка не реагирует. Никто не делает ему замечания. Глядя на этого негра, я подумал, что это, возможно, гражданин Франции. Но быть гражданином Франции — это не значит быть французом ментально.

Другой пример. Улица Сент-Мишель в Латинском квартале. Сижу в кафе. Рядом молодые люди. Возможно, студенты. Ем луковый суп. Вдруг раздается резкий свист. Поднимаю голову, смотрю, ничего не вижу. Посетители кафе не обращают внимания на этот свист. Продолжаю есть суп. Свист вновь повторяется. Посетители кафе как бы его не замечают. Я тоже делаю равнодушное лицо, но продолжаю наблюдать. Через некоторое время появляется группа темнокожих подростков от 14 до 18 лет. Они вбегают в кафе, нагло свистят и что-то злобное говорят в лицо посетителям. Откуда-то из глубины кафе возникает фигура официанта, который делает вид, что сейчас же бросится на хулиганов. Последние быстро исчезают. Восстанавливается порядок. Официант уходит. Я спокойно доедаю свой суп. Подобные выходки арабо-африканской молодежи я неоднократно наблюдал и в метро.