Газета Завтра 911 (18 2011) - [19]

Символика — ключ к духовному опыту. Невозможно адекватно интерпретировать духовный опыт других людей, тем более, давно ушедших поколений, если ты не знаешь, как живёт символ, как он обогащается новыми смыслами. Ведь духовный опыт постоянно меняется. Очень быстро стало ясно, что символы зависят от контекста. Для того, чтобы истолковать маленькую деталь, ты должен целиком понять композицию. Но ты не можешь охватить всё, если хотя бы в одном не достиг дна. Другого пути, чтобы понять традиционную религиозную культуру, нет.

"ЗАВТРА". А как возник интерес к Запорожской Сечи?

Р.Б. Запорожская тема существует для меня как часть воинского сознания. Сейчас модно рассуждать о связи Церкви и Армии, но никто почему-то не говорит о связи христианства и воинской практики. Христианство мыслит себя сегодня как пацифистская религия. Солдат должен каяться после участия в войне, — и это солдат, а не убийца какой-нибудь! — отсюда делается вывод, что само по себе занятие войной греховно и неблагочестиво. Это большая ошибка. Солдат-христианин действительно должен каяться, но лишь потому что на любое занятие человека накладывается его привычка к греху. И чем бы он ни занимался — написанием икон, пением в церковном хоре, помощью бедным, грех всё равно присутствует. Сама же по себе война — духовная практика, которая доступна абсолютно всем. Если человек занимается аскетикой, творчеством, образованием, ему требуются специальные условия, ничто не должно его беспокоить, иначе процесс может прерваться. С войной противоположная ситуация — её участники (а ими в условиях тотальной войны становится всё население) испытывают такое раскрытие сознания, которое не требует от них особой подготовки. Однако платой за это является риск потерять свою жизнь. Во время боевой операции у человека всё начинает работать по-другому, и, самое главное, снимается противостояние между сознанием и животным началом в человеке. Чтобы выжить на войне, солдат должен обрести цельность, в нём больше нет "плохих" или "хороших" черт, чтобы победить противника в дело идёт абсолютно всё. Если такого объединения "я" не произойдёт — солдат проиграет, его просто-напросто убьют.

И эта целостность никак не противоречит христианскому евангельскому учению. Христос с большой теплотой относился к воинам. Для нас это символизирует фигура сотника Лонгина, который, я убеждён, был тайным последователем Христа, ещё до того, как увидел Его распятым. Участие Лонгина в Крестных страданиях Спасителя было сознательным, в этом состояла миссия, возложенная на него близким окружением Христа. Люди, которые принимали Христа как Мессию, допускали возможность Его смерти, но они верили, что Мессия воскреснет. Было только важное условие в ветхозаветных пророчествах: не должны были повредиться кости Мессии. Лонгин, как посвящённый в тайну Воскресения, должен был проследить, чтобы добровольно принятые Христом муки не перешли определённой границы, когда мог быть повреждён костный состав.

"ЗАВТРА". Одна из важнейших формул книги "Творцы Священной истории": "Желание Евангельской простоты не состыкуется с духом Евангелия и заумными метафорами, исходящими от Христа". Но ведь эта "простота" в некотором смысле тождественна универсальности христианской проповеди. Те же, кто начинали усложнять — зачастую уходили далеко за пределы ортодоксии. Как можно обрести сложность, но не уйти в лже-мудрствование?

Р.Б. Простота Евангелия — ложное впечатление, которое проистекает от удивления его радикализмом. Чем внимательнее мы вчитываемся в Евангелие, тем меньше там простоты. "Творцы Священной истории" родились из моих собственных размышлений над текстом Евангелия, над историей в целом. Это попытка как-то уяснить для себя, в чём же всё-таки смысл исторического существования человечества. Да, я толкую Евангелие, не будучи дипломированным богословом при этом. Но свобода суждения нужна мне не для выпендрёжа, а для того, чтобы будировать поиск истины в моих собратьях, православных, прежде всего. Возможно, кому-то из них откроется гораздо больше и он объяснит свою точку зрения более фундировано. Буду только рад.

Священная история — это верх понимания истории в принципе, это понимание конечных целей истории. Это требует и знаний, и психологического напряжения. Наши благочестивые предки всю жизнь читали Библию, размышляли над персонами священной истории. Потому невозможно это по-быстренькому усвоить и дальше побежать.

Каждому человеку священную историю надо переоценивать в разные периоды жизни. Человек должен прожить все свои возрасты и в каждом из них кардинально задуматься над целью собственного существования, над целью существования той традиции, к которой принадлежит.

И моя задача как современного интерпретатора — дать такой предмет для размышления. Чтобы читатель получил некий минимум, который позволял бы возвращаться к этому лицу, и, самое главное, чтобы он понял, как житие святого соотносится с ним самим. Поэтому каждого из персонажей я раскрывал через отдельную область человеческого опыта: родового, воинского, медицинского, коммерческого и т.д. Поскольку Христос это Слово, Логос, я попытался говорить о Нём через термины филологии, науки о слове.