Газета Завтра 895 (2 2011) - [38]

"ЗАВТРА". На твой взгляд, в русском народе сохранилось чаяние нового мира? Порой считается, что за годы грандиозных исторических катаклизмов в нас уже нет сил для борьбы, для желаний, мы устали.

Г.С. На концерты "Матрицы" приходят подростки, рождённые уже в девяностые годы, и с горящими глазами поют мои новые песни. Или читают бешеные стихи вместе с Алексеем Никоновым из "ПТВП". Я в них вижу надежду. Нас сближает не нигилизм, а то, что благодаря, в том числе и мне, они не чувствуют себя одинокими.

Я существую и действую так только потому, что не могу по-другому. Иначе я был бы действующим политиком или профессиональным революционером, а не просто певцом.

"ЗАВТРА". Есть две позиции созерцания грядущего — чёткая формула, как и что должно быть; или же главное — "зачать ребёнка" — дальше будет видно, параметры не важны?

Г.С. Хм, если бы мне параметры были не важны, я бы не искал идеологий, не общался бы с людьми, не узнавал мнения, не интересовался. Я бы просто констатировал, что всё плохо, и пусть мир катится дальше в пропасть. Я ищу. Поэтому дружу с газетой "Завтра", дружил с Кормильцевым. Мне важны люди, которые думают, у которых есть своё мнение, свои идеи. Меня вот спрашивали: почему ты не ходишь на марши несогласных? Да потому что не вижу там знамени, под которое я готов встать.

Для меня "Завтра" — это люди, которым я верю. Чем был важен Илья Кормильцев — это чутьё. Он верил в честность Александра Андреевича и сходу стал с ним сотрудничать, но не стал печатать ряд людей, близких к "Завтра" по идейным установкам.

"ЗАВТРА". Даже самые честные слова сегодня воспринимаются сквозь призму игры, становятся предметом манипуляции.

Г.С. У Дональда Биссета есть сказка. Восьминожку однажды спросил кузнечик: "Как ты помнишь, какой ногой когда двинуть?". Та задумалась и упала. Мимо проползает сороконожка, та к ней — помоги, как же ты думаешь. Сороконожка отвечает: "Я не думаю, а двигаю, и всё получается". Я, конечно, думал об ответственности и прочем. Но если всё время рефлексировать, то ничего не родишь. И по жизни мне всегда нравились "безответственные" творцы. Например, тот же Маяковский. Или Высоцкий, который мог петь многое, не думая о том, как его воспримут. Мне нравятся все, кто не думал, как отзовётся наше слово. Потому что рефлексия на тему "я повелеваю душами" обрывает энергию, запирает художника.

По поводу утраты силы слова говорили в любые времена. Первые концерты "Матрицы" — я в тишине читал "Идём отрядом на чёрный свет…" Сейчас эти слова мы произносим хором.

"ЗАВТРА". Существуют ли для тебя и "Matrixx" какие-то культурные табу?

Г.С. Творчество там, где нет запретов. Повторюсь, я делаю альбом, как спектакль, как пьесу. Если я чувствую, что в этой пьесе возникает лишняя сцена, я её выкину. Но это не табу, это режиссура.

Мир себе ищет врагов, чтобы жить в страхе. Потому что когда тебе страшно, тобой легче управлять, а многим, увы, это приятно. Сейчас почему психоз идёт по поводу 2012 — отлично, замечательный повод снова испугаться.

Мы осуждаем наркоманию, но вся реклама построена по наркотическому принципу — мир был серым, настроение на нуле, но ты съел конфетку, и всё наполнилось красками, побежали слоны по улицам. Принцип — тебе плохо, принял, тебе стало так хорошо, как не было никогда.

Или детские конкурсы красоты, когда девяти-десятилетних одевают в бикини, и они подражают взрослым, принимают позы. С другой стороны, когда у человека с не очень здоровой психикой на это возникает реакция, его готовы побить камнями. Хотя это же общество своих дочерей поставляет для таких конкурсов. Что это такое?

Россия становится псевдопуританской страной. При том, что разрешён разврат в политике, в бизнесе, в отношении к народу. Но внешне мы соблюдаем приличия. Вот это противно.

Когда я наезжаю на постмодерн, я не имею виду использование цитат, микширование стилей и традиций. Это относится к искусству, пусть будет. Проблема в том, что постмодерн — это явная грань между тобой, твоим пространством и тем, что существует вовне. Я живу здесь, а весь мир существует где-то там. И ты пользуешься не миром, а продуктами изображения этого мира. Мы не переживаем, мы получаем представления, мы получаем картинку. Более того, нам фактически навязывают, как эту картинку чувствовать. А, в основном, получается — на сентиментальном уровне. А сентиментальность — это враг чувств, это замена чувств. Мы смотрим рекламу, там малыш плачет, потому что ему не поменяли подгузник — мы тоже пускаем слёзки, хотя у нашего малыша нет таких проблем. Для меня это величайший обман. И я на своём уровне с этим обманом борюсь.

Беседовали Андрей Смирнов и Андрей Фефелов

Екатерина Глушик ОЧАРОВАННЫЙ ПУТНИК

Создавая на земле места, напоминающие людям об утерянном рае, Господь обустроил Россию средней полосы с её деревнями. Практически любая русская деревенька, да ещё на бережке реки или озера, или позаботившаяся о прудочке — райское место. И нынешняя война против русской деревни — это война с русским раем.

А город-рай — это Санкт-Петербург, Ленинград. Ненаглядный, налюбоваться на который попросту невозможно. Он таит в себе очарование, передать которое никакими словами, красками, звуками невозможно. Сколько бы ты, не знающий покуда города, ни восхищался строками "Люблю тебя, Петра творенье. Люблю твой строгий стройный вид, Невы державное теченье, береговой её гранит…", увидев город, поймёшь: гений сказал прекрасно, но город — прекраснее слов.