Газета Завтра 847 (6 2010) - [33]

      ИМПЕРИЯ

     Какое печальное зрелище: видеть, как умирает имперский смысл России. Империя — это целое. Без осознания принадлежности к целому трудно жить любому человеку, тем более трудно жить русскому человеку, приучившему себя к тому, чтобы нести бремя слова "надо" и не приучившему себя к мысли о том, что у него есть права. Русский человек не умеет пользоваться своими правами, он умеет только качать права, чувствуя под ногами не твердые основания, а какую-то зыбкую топь социального болота, засасывающего в свою утробу любого, рискнувшего пойти по нему.

     Человек без целого — это как черепаха без панциря, он всегда уязвим. Вот такой черепахой я чувствую себя сегодня в России, предавшей забвению действие во имя. Россия без этого действия ассоциируется у меня с поверхностью, которая легко протыкается, обнаруживая за собой зловонную жижу.

     Я не понимаю людей, с которыми я встречаюсь на улице. Они для меня просто прохожие. Я не знаю, что у них за душой, о чем они думают. Мы, видимо, проживаем разные жизни, существуя в разных символических мирах. У меня исчезло чувство того, что есть кто-то, на кого ты смотришь и понимаешь, что мы принадлежим к одному народу. Я перестал говорить слово "мы". Как это странно — ощущать себя чужим в своей стране. Как это нелепо —осознавать, что ты еще есть, а русского народа, к которому ты принадлежишь, будто уже нет. Прохожие — это не мои современники, это мои сожители. Меня с ними ничего не связывает. У меня возникает такое чувство, будто наши предки вели разные войны, что у нас были разные победы и поражения. У нас нет общих мифов и общей истории. Видимо, они смотрели фильм про Гарри Поттера, а я его не смотрел. Я империалист, но я не знаю, кто они.

      САМОУБИЙСТВО

     Если Россия когда-нибудь исчезнет с политической карты мира, то это не потому, что ее кто-то победит, а потому, что она убьет сама себя. Мне хочется верить, что русский народ еще жив, что он не сказал еще своего слова.

1

Владимир Винников __ АПОСТРОФ

Владимир Бондаренко. Подлинная история лунного зайца. — М: Амрита-Русь, 2010, 384 с., 1000 экз.

     Миф ХХ века был прежде всего мифом евроцентричным: будь то миф коммунистический, миф нацистский или миф либеральный. Миф ХХI века, похоже, будет мифом китаецентричным, так что получить представление о его персонажах имеет смысл уже сейчас — можно сказать, заранее. Изучение китайского языка становится делом уже не пессимистов, а самых что ни на есть реалистов. Или даже оптимистов — кому что нравится.

     Во всем этом китайском, скажем так, пантеоне автор избрал своим героем и объектом для культурологического трактата с мощным постмодернистским подтекстом лунного зайца — таинственное существо, напрямую связанное с даосской идеей бессмертия. Но не только с ней.

     Владимир Григорьевич Бондаренко очень любит рассказывать историю о том, как в начале 60-х годов Иосиф Бродский запретил ему, тогда молодому поэту, писать стихи. На другие литературные жанры, в том числе драматургию, прозу, критику и самокритику, этот запрет будущего нобелевского лауреата не распространялся, в результате чего наши евроцентристы теперь могут кусать себе локти.

     Впрочем, речь не о Бродском, а о лунном зайце как неотъемлемом элементе традиционной китайской (и, как выяснил автор, не только китайской) мифологии и культуры. Но китайской — в первую очередь. Тут даже какое-то внешнее сходство просматривается, и оно не раз обыгрывалось в нашем фольклоре, напомню в этой связи хотя бы строки известной песенки: "Узкоглазые китайцы выбегают, словно зайцы: "Сбил тебя наш летчик Ли Си Цин!"

     По мнению Владимира Бондаренко, миф о существовании лунного зайца возник благодаря постоянным наблюдениям древних жителей Китая за ночным светилом, на поверхности которого темные пятна образуют фигуру, по форме очень напоминающую силуэт лопоухого зверька.

     Там ему впоследствии придумали и достойное занятие — не торчать же вечно без толку на Луне: пусть толчёт под коричным деревом в нефритовой ступке порошок бессмертия.

     А уже из Поднебесной образ лунного зайца отправился в сопредельные с ней страны: Японию, Корею, даже Индию. Не обошел стороной и Россию: заяц святой Февронии Муромской и заяц, перебежавший дорогу Пушкину, по мнению автора, спустился с Луны, чтобы передать своим избранникам некие тайные знания или предупредить их об опасности.

     "Ведь не поехал Пушкин из-за зайца в Петербург и не попал на восстание декабристов, а то бы загремел на каторгу. С другой стороны, Наполеон презрел зайца, перебежавшего ему дорогу прямо перед вторжением в границы России — и оказался на острове святой Елены. Вывод: к зайцам надо прислушиваться. Как прислушивалась пушкинская Татьяна Ларина: "Когда случалось где-нибудь / Ей встретить чёрного монаха / Иль быстрый заяц меж полей / Перебегал дорогу ей, / Не зная, что начать со страха, / Предчувствий горестных полна, / Ждала несчастий уж она..."

     Уверен, будь Владимир Григорьевич чуть более активным и "продвинутым" пользователем Интернета, он бы и такого персонажа, как Заяц Несудьбы, подверстал к своим фундаментальным культурологическим изысканиям на заячью тему — вместе со святой Мелангеллой Уэльской, дедом Мазаем, голливудским кроликом Банни, созвездием Зайца и так далее, и тому подобное.