Газета Завтра 819 (31/2009) - [27]

Осужденный за свою любовь к своей маме Илья Иванович по окончании судебного процесса подал аналогичный иск на гражданина Балоева. Узнав об этом, Балоев задохнулся от возмущения: "Неслыханно! Этот уголовник смеет мне указывать, какие чувства мне испытывать к своей любимой мамочке"! Однако судья Муллахметова приняла это дело к рассмотрению. И нашла в действиях Ильи Ивановича, подавшего такого рода иск, признаки попыток ущемления свободы совести гражданина Балоева, диверсионные действия относительно покушения на родовые традиции почитания предков и подрыва связи поколений.

Когда изумленный осужденный уже по второй статье Илья Иванович попытался указать на прецендент, созданный самою же Муллахметовой, то услышал чеканную беспристрастную формулировку юриспруденции: "Мы сейчас рассматриваем дело в отношении вас. Не уходите от существа данного вопроса"! И стукнула, как у них, юриспрудентов и полагается, молоточком. По голове Ильи Ивановича.

Занавес. Голоса хора из-за кулис: "Бери, Илья Иванович, молоток в свои руки!"

САВВА ЯМЩИКОВ: ИЗ НЕДОСКАЗАННОГО…

Последняя прижизненная публикация Саввы Ямщикова (газета "Завтра" за 15 июля) носит символическое название "Воруют". Правда, символическим оно стало только сейчас, после кончины автора. При жизни Савелий Васильевич не раз вкладывал в это знаменитое карамзинское словцо (генерализующее, неопределенно-личное и потому как бы ускользающее) вполне конкретный, а то и персонифицированный смысл.

Кем он считал себя: сторожем в обворованном доме, свидетелем преступления или потерпевшим? Пожалуй, и то, и другое, и третье.

Как свидетель он был готов давать показания где угодно - хоть в Кремле, хоть в Гааге, хоть по "Эху Москвы". Да и публикация "Воруют" представляет собой открытое письмо министру культуры.

Как свидетеля иной суд непременно отвел бы его за предвзятостью. Или за неподкупностью. Это как посмотреть. Неподкупный свидетель - всегда и свидетель предвзятый: ведь он убежден в собственной правоте, он говорит только о том, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами.

Правда, бывает еще и свидетель колеблющийся, свидетель сомневающийся - лакомая добыча для участников перекрестного допроса. Но вот сомнений Савелий Васильевич как раз не ведал - и ни "затейнику-прокурору" (В.В.Набоков), ни высокооплачиваемому адвокату с толку было его не сбить.

Важно еще и то, что этот свидетель умел - через голову суда и сторон - обращаться к присяжным и апеллировать к неизбежно пестрой публике в зале.

Как сторож и как потерпевший он действовал практически одинаково: мужественно давал отпор, заставляя тем самым искусных воров-домушников переквалифицироваться в не больно-то умелых вооруженных грабителей. И, случалось, отбивал у них в последний миг уже сложенные в пузатые сумки трофеи. А главное, срывал маски и запоминал лица, чтобы тем убежденнее свидетельствовать потом на суде.

Помимо этой, благородно-разрушительной миссии по срыву преступных планов, была в деятельности ушедшего другая и, естественно, ничуть не менее важная сторона - созидание или, если угодно, восстановление. Главным реставратором страны он был не только по должности, но и по сути. Перечень его заслуг на данном поприще широко известен.

Главный реставратор страны, он был и одним из главных ее консерваторов. Не считая себя (и не будучи) действующим политиком, Савва Ямщиков, безусловно, принадлежал к официально не существующей "партии 1913 года". Именно Россия-1913 и была тем "объектом", восстановить который ему сильнее всего хотелось.

Россия-1913 - даже в ее идеальном, даже в ее мифическом преломлении - феномен более чем спорный; но только не для Савелия Васильевича; для него она была если не символом, то неотъемлемым атрибутом веры. Ее следы и руины он воспринимал чуть ли не как священные стигматы.

Его творческую и общественную деятельность (а одна тесно переплеталась с другой) отличали одинаковая истовость, одинаковое рвение, одинаковый, если угодно, фанатизм. Разумеется, фанатизм как свойство натуры - черта не слишком приятная и в бытовом общении, и, так сказать, в социуме, - особенно если сам по себе социум настроен на постепенное поражение и именует его реальной культурной политикой и/или разумным компромиссом.

Но честный человек - и на творческом поприще, и на общественном - просто не может не быть фанатиком.

Особенно, когда кругом - воруют.

Виктор Топоров

Публикация сайта http://actualcomment.ru

О НАХОЖДЕНИИ В МОСКВЕ ценнейших графических листов из Бременского Кунстхалле я знал давно и не понаслышке. Знал, что её украл, а не спас, как он заявлял, искусствовед-реставратор В.Балдин, грубо поправший законы военного времени. Он не мог не знать о специальном подразделении художников, музейных работников и реставраторов, созданном по приказу Верховного советского командования для изъятия трофейных ценностей у агрессора и отправки их в СССР. Смершевцы, не проморгай они мародёрство Балдина и его однополчан Баландина и Балакина (гоголевский набор фамилий), расстреляли бы воришек на месте преступления. Вернувшись в Москву с бременскими раритетами, Балдин не передал их в Музей им. А.С.Пушкина, а припрятал в своём загорском домике. Сотрудники музея архитектуры рассказывали о нелицеприятной истории, случившейся с Балдиным в 1947 году. Решил он продать прихваченный вместе с графическими листами богато украшенный драгоценными камнями кортик Геринга и был схвачен за руку бериевскими молодчиками. От суровой расплаты за грабёж и спекуляцию спас своего помощника замечательный русский архитектор А.В.Щусев, строивший тогда ведомство Берии на Лубянке. Бременские листы были переданы Балдиным в Музей архитектуры и незаконно оформлены в качестве дара. Подарки от воров получать в музейном деле не практикуется. Позднее "даритель" стал директором этого музея и считал "Бременскую коллекцию" своей, выжидая момента для её отправки в Германию.