Газета Завтра 778 (42 2008) - [32]

Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим и нежившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим, —

Нам рано предаваться ей.

Те, кто чувствует, вкалывает, кипит — полнокровно живет! — не доверяет иронии. Но шутка — их вдохновляет, поддерживает и спасает. О шутке лучше всего сказал Александр Твардовский в своем "Василии Тёркине". Вообще "Тёркин" — это единственный и, может быть, последний национальный, народный и в то же время авторский эпос, переполненный юмором, раёшным стихом, частушкой, скоморошиной:

Жить без пищи можно сутки,

Можно больше, но порой

На войне одной минутки

Не прожить без прибаутки,

Шутки самой немудрой.

Не прожить, как без махорки,

От бомбежки до другой

Без хорошей поговорки

Или присказки какой —

Без тебя, Василий Тёркин,

Вася Тёркин — мой герой…

Но тут же Твардовский спохватывается и добавляет:

А всего иного пуще

Не прожить наверняка -

Без чего? Без правды сущей,

Правды, прямо в душу бьющей,

Да была б она погуще,

Как бы ни была горька.

Наша фронтовая поэзия переполнена горькой правдой, но поглядите-ка, сколько там света, улыбки, добра. Мы ведь не были готовы к ненависти — это уж фашисты нас ей научили. А в русском народе ненависти или ядовитой иронии — нет. Возьмём северную, поморскую часть нашего народа — там прямо говорят: "Заходи и хвастай!". Почему? Там — море Студеное, там льды рядом, там солнышко в редкость. Приходи и скажи что-нибудь радостное, приходи с шуткой, небывальщиной: "У меня корова трёх телят родила". Приходи и частушкой покрасуйся! Вот частушка — ещё одно чудо. Я ведь с воронежских просторов, степняк. У нас широко пели:

Играй, Юра,

В разлив, в разлив!

Моё сердце -

В разлив, в разлив…

Четыре слова, а сколько пространства! Рвётся из сердца чувство бескрайнего простора, дальней дороги. Детство мое прошло в степи, считай, вдалеке от железной дороги, даже гудок паровоза был за горизонтом. Там где-то дорога окликала: "Я здесь… Я есть…". Родные края, родня моя, дядя Рудяк — вошли потом в поэму "Даль памяти". Рудяк был последним народным философом, которого я встречал. Но мудрость его была особого рода — с лукавством, с иносказанием. Русское лукавство тоже присыпано шуткой. Пошутить — значит, пообщаться, как в частушечном кругу, значит, перекинуться метким словом, согреться возле него. Вот старый друг мой Виктор Боков владеет этим, как никто. На вечере его сложил такие стихи о мастере самоцветного слова:

Я так о нем сказал в тот день

По просьбе зала:

По части Слова он — кремень

Из-под кресала.

Сказал и буду говорить

Всегда, как снова:

Он даст еще нам прикурить

В ладонях Слова!

Неси, поэт, своё слово бережно, в ладонях, согревай им людей! Снова повторяю: ирония — на разобщение, на зависть, на унижение, а шутка — на возвышение человека, на общение. Если выходит в свет альманах с названием "Русский смех", то, значит, он должен идти по главной стезе нашего народного характера, быть книжкой "Здравствуй!", а не "Прощевай!". Про русского Пегаса я написал просто:

И так всю жизнь — дела, дела —

Путь от копыта до крыла!

Путь от земли и земных забот до неба, и — дальше, в занебесье. На этом пути необходимо пошутить и улыбнуться!

Автор — Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда

Евгений Нефёдов ВОЛГА-ВОЛГА 2008

Осенью прошлого года русские поэты, пишущие стихи не только серьезные, но иногда и веселые, собрались на свой первый Всероссийский фестиваль. Прошел он в уютном гостеприимном городке Кстово под Нижним Новгородом, сумел обратить на себя внимание, и посему уже в нынешнем сентябре там же и состоялся в очередной раз — теперь уже как Второй фестиваль. Название ему, правда, придумали с применением термина "ироническая поэзия", что лично мною — как и Егором Александровичем Исаевым — не очень приемлемо, лучше бы просто был "Русский смех". Но так уж решили радушные хозяева-организаторы, и грешно мне, гостю, их поправлять. Тем более, что у фестиваля существует вполне легально еще и название "Земляничная улыбка", природу которого я уже объяснял в публикации "Волга-Волга — 2007" ("Завтра" N 41 (725) за прошлый год), так что именовать его каждый волен по-своему. Это же не какой-то серьезный саммит или консилиум, а веселый праздник — стало быть, тут позволительны и простые русские слова. Хотя само звание: "поэт-иронист" — это уже тоже довольно смешно…

Смеха ради мы и приехали снова в Кстово — поэты из Москвы и Питера, из Нижнего и Самары, Волгограда и Белгорода, других уголков России, где смех еще слышен порою не только из телевизора… Телевизорных смехачей, правда, как раз и не было, да они ведь и не поэты, как правило, а артисты — а это уже совсем по другой части. Здесь же зрители шли послушать непосредственно авторов эпиграмм и пародий, басен или частушек, к качеству исполнения не придирались, а на качество самой поэзии реагировали, по-моему, достаточно продуктивно. Мы выступали в учебных заведениях и на предприятиях, в библиотеках и прекрасном Дворце культуры — и всюду меж залом и сценой был добрый, живой контакт, унылых и грустных лиц, по-моему, не было. А может, где-нибудь прятались в уголках. Ибо в нижегородских и кстовских газетах и сайтах были потом не только хвалебные отклики на фестиваль, нашлись и поистине рецензенты-"иронисты", но это тоже нормально, на то теперь и "свобода слова"…