Газета Завтра 773 (37 2008) - [16]

Конфликт теории систем и теории развития? Не понял. Ну, гадом буду, — не понял. Я не выпускник психфака МГУ. Я кандидат физико-математических наук. Защищался в советскую эпоху, когда это кое-что значило. Защищался как раз по уравнениям, описывающим устойчивость систем, и сходным вопросам. У меня есть работы и по теории систем, и по распознаванию образов, и по обратным задачам. Я в политологии непрерывно применяю теорию систем.

Ну, так вот… Я не знаю ни одного профессионала, который осмелится сказать, что теория систем опровергает теорию развития. А у А.Лоргуса сказано именно это. Я не по реферативным выжимкам, данным М.Мироновой, сужу. Я А.Лоргуса сам внимательно прочитал. И мне его методологический приём ясен. Берем некие научные дисциплины (например, дисциплину X и дисциплинуY), сталкиваем их с научной же дисциплиной Z, потом организуем проигрыш дисциплины Z дисциплинам X и Y, а потом "подчищаем" всё с помощью религии.

А.Лоргус делает буквально это. Дисциплина Х — методология. Дисциплина Y (основной союзник А.Лоргуса) — теория систем. А дисциплина Z, которую надо разгромить, — теория развития. Вся теория развития целиком, понимаете?

Осуществляя такой методологический приём, надо ждать методологического же ответа. И не только от графа А.К.Толстого. В ожидании методологического ответа надо ознакомиться с теорией систем. Я не знаю, в какой мере А.Лоргус является специалистом по методологии. Судя по тому, как он ею пользуется, тут есть вопросы. Но он психолог, методология близка психологии мышления… Всё может быть. В конце концов, методология — это сфера гуманитарного знания. И в силу специфики знаний у нее есть свое, достаточно размытое, представление о строгости.

Но с теорией-то систем все иначе! Это математическая дисциплина. Там есть иное представление о строгости. Есть алгоритмы и аппарат. Есть круг авторитетов. Этот круг вполне обозрим. И я твердо говорю, что сталкивать теорию развития и теорию систем может только человек, который в теории систем не понимает НИЧЕГО. То есть ничего вообще — за пределами модных сегодня ужимок: "я, мол, системщик". Теория развития и теория систем не могут противостоять друг другу в принципе — с методологической, опять-таки, точки зрения.

Теория систем — это "что". Что развивается? Система. Любая динамическая система имеет траекторию (в обычном пространстве, если речь идет о механической системе, или в пространстве фазовых переменных, если речь идет о системе более сложной). Траектория определенного типа — это траектория развития.

Как отличить траектории, не являющиеся траекториями развития, от траекторий, являющихся траекториями развития? Как выявить типы траекторий развития, увязать эти типы с классами систем, решить обратную задачу восстановления системы по траектории? Этим всем должна заниматься теория развития.

И что значит противопоставить их друг другу? Примерно то же самое, что противопоставить слово "солёный" слову "огурец". Это логический, а значит и методологический, нонсенс.

Но что подобный казус знаменует собой в плане идеологическом (так и хочется сказать — схоластическом)? Что религия в том виде, в каком ее понимает Лоргус, не хочет бороться с наукой, оставаясь только на своей территории. Как достигается такая победа — понятно.

Говорится, что есть мистический опыт, опровергающий нечто (например, развитие).

Оппонент спрашивает: "Что за опыт?"

Ему отвечают: "Вам не понять. Наш опыт внутри системы, а вы — вне нее".

Оппонент указывает на мистический опыт других людей, находящихся внутри системы. Опыт, утверждающий, а не опровергающий нечто (например, развитие).

Ему отвечают: "Мы между собой разберемся, а вы тут лишний".

Ну, хорошо, я готов признать себя лишним.

Как быть с культурологией, историей религий, религиоведением — отдельный вопрос. Есть мнение, что всем этим можно заниматься, только находясь "внутри". Принимаю, но с одной оговоркой. А сравнительным религиоведением должен заниматься кто? Экуменист? Немного чудно.

Но в принципе, я готов рассмотреть всё сразу — и отказ от развития с апелляцией к мистическому опыту, и разделение на тех, кто "внутри", и тех, кто "не внутри". Однако тогда религия не должна никогда апеллировать ни к какой науке. Она должна апеллировать только к религиозному опыту и создавать такие формы его осмысления, которые будут свободны от научного искуса.

Такой подход к религии существовал. Говорили ведь о "греческом соблазне", имея в виду увлечение античными философствованиями. Но это очень быстро было отметено. Стало ясно, что подобный подход носит абсолютно тупиковый характер. Религии пришлось пойти на компромисс, взять внутрь себя и научный метод, и научные данные. Не сделай она этого — ей бы быстро пришел конец.

Ведь речь идет ни много, ни мало о вопросе соотношения между Разумом и Верой. И "оскоромились разумом" люди веры — не в XIX и не в ХХ столетии, а примерно тогда, когда Блаженный Августин заявил во всеуслышание, что без чтения греческих философов он пребывал бы во тьме. Он же не заявил при этом, что для него наука выше божественного! Он трактовал Платона и Аристотеля очень тонко и абсолютно своеобразно. И именно вокруг этих (и других, вкушающих от разума) трактовок сложилась хрупкая система христианского "вероразума". Начните изымать из этого сплава разум — система рухнет.