Газета Завтра 753 (17/2008) - [32]

Его книги переведены на все основные европейские языки, он сидел в лагере, а ему присваивали европейские престижные литературные премии. Жаль, не досидел до Нобелевской премии, которую ему уже пророчили. И дали бы, просиди еще лет пять. В конце концов, чем он хуже турецкого писателя Орхана Памука?

К счастью, западные политики, поддерживавшие Леонида Бородина, не вникали в суть его творений. Вот и Нобеля могли бы дать, как политическому страдальцу. А то, что Леонид Бородин — убежденный русский националист, они поняли лишь после его освобождения. И дружно отвернулись.

Если честно, то кроме Леонида Бородина поэтов Юрия Галанскова и Василя Стуса, и критика и эссеиста Андрея Синявского среди политических заключенных крупных литературных талантов не было. Георгий Владимов, Владимир Максимов и другие отправлялись за рубеж сразу из дубового зала ЦДЛ.

Даже с болезнями Леониду Бородину до сих пор каким-то образом везет: попадает в смертельную аварию — и выживает, умудряется вылезать из самых неприятных ситуаций. Не иначе как Божья воля. Пусть будет так и дальше…

Помню, вскоре после выхода его из лагеря в 1987 году (одним из последних политзаключённых, ещё неизвестным практически всей нашей советской литературной среде), я позвал его в поездку в родной Иркутск вместе с группой журнала "Москва". Это тоже оказалось неким символом. У меня тогда вышла нашумевшая статья "Очерки литературных нравов", Михаил Алексеев относился ко мне с большим уважением, вот я и осмелился навязать ему в группу совсем еще не автора "Москвы", недавно освобождённого Леонида Бородина. Михаил Алексеев согласился, и уже в родном Иркутске бывшего зэка принимали как известного писателя. Кстати, замечу, что позже, когда на место Алексеева на короткий период пришёл Владимир Крупин, я уговорил Леонида Бородина дать для журнала повесть-сказку "Год чуда и печали", которая меня очаровала не меньше, чем "Маленький принц" Антуана де Сент-Экзюпери. К сожалению, Владимир Крупин вернул мне её со словами: "Она нам не подходит, пусть Бородин принесёт что-нибудь лагерное".

Но у Леонида Бородина, многолетнего сидельца, практически ничего лагерного не было. Даже вроде бы лагерная повесть "Правила игры" на самом деле не столько о лагере говорит, сколько о проблемах жизненного существования, подчинённого определённым правилам игры. Он и в лагере творчески не жил лагерем.

И всё-таки наша совместная поездка в Иркутск от журнала "Москва" каким-то мистическим образом определила дальнейшую литературную судьбу Леонида Бородина. И Михаил Алексеев как бы передал символическую эстафету будущему редактору. Краткосрочное пребывание в редакторах Владимира Крупина оказалось вроде бы и за бортом, существенно не Поразительно, но именно лагерь способствовал рождению писателя Леонида Бородина. О лагерном опыте русской литературы уже написано много книг, от Достоевского до Солженицына, от Шаламова до Бородина. Впрочем, и Эдуард Лимонов в последнем своём заключении написал семь не самых плохих книг.

И всё-таки, будем надеяться, что такой лагерный опыт, каким бы он плодотворным для русской литературы ни был, не станет подхватывать и развивать нынешняя власть, и, к примеру, талантливый фантаст Юрий Петухов, к своему сожалению, не обретёт лагерный опыт для своих будущих произведений.

Леонид Бородин принадлежит к самому интереснейшему за столетие литературному поколению, условно названному мной "дети 1937-го". Им всем поочерёдно, и живым и мёртвым, в прошлом и этом году исполнилось по 70-лет. Только что отметили свой юбилей Александр Проханова, затем поэт Валентин Устинов, и вот настал черёд Леонида Бородина. Уже отметились Белла Ахмадулина и Юнна Мориц, Валентин Распутин и Андрей Битов, Эдуард Успенский и Владимир Высоцкий, Владимир Маканин и Александр Вампилов. Ждут своей очереди нынешний солженицынский лауреат Борис Екимов и наш лучший детективщик Виктор Пронин, Людмила Петрушевская и Венедикт Ерофеев.

Меня радует, что за редким исключением, это поколение не собирается сдаваться и уступать свои ведущие позиции в литературе. Вот и Леонид Бородин публикует в нашем номере отрывок из своего нового, достаточно необычного романа. Так держать и дальше.

От всей души поздравляю тебя, Леня, с твоим юбилеем. Здоровья, здоровья и ещё раз здоровья. А всё остальное у тебя есть: и талант, и любящая жена Лариса, и дети с внуками. Будем жить и выживать достойно, не покоряясь ни судьбе, ни эпохе, ни политическим зигзагам.

Твой друг Владимир Бондаренко

Захар Прилепин А ИМ ХОЧЕТСЯ ДРУГОГО…

Отчего-то все были уверены, что в Индии жара, и вернусь я оттуда загорелым.

"С какой стати там будет жара в январе?" — спрашивал я недоверчиво.

"Ты что, это же Индия!" — отвечали мне.

"Ну и что, — думал я, — Индия это Индия, а январь это январь. Одно другого не отменяет".

И всё-таки взял с собой куртку на чёрном меху и зимние ботинки.

В Москве в эти дни было то ли плюс один, то ли минус один, и в этой куртке мне было жарко.

В Дели наш самолёт приземлился ночью, мы были в компании с Эдуардом Успенским — тот самый, живой классик, что создал Чебурашку, Жаб Жабыча и населил отличной компанией деревню Простоквашино.