Газета Завтра 618 (39 2005) - [17]

Потом меня три месяца гнобят в изоляторе рядом с лагерем. Главные "монстры" сидят не в изоляторе, просто в лагере. Изолятор — это ангар для самолетов, разделенный на отсеки колючей проволокой, "егозой". Стен нет, разговаривать нельзя. Трапы самолетные сняли и сделали из них вышки, там сидят охранники. Песок, одно одеяло, ведро-параша. Когда жарче становилось — стали заползать змеи, скорпионы. Прогулка раз — в неделю пять минут. Но мы стали от нее отказываться — все равно издевательство — сидишь на земле в наручниках. Кормили нормально, Красный крест пробил для нас кошерную пищу, халяль.

В ангаре сидело десять человек, те, кто находятся в разработках. Контингент менялся, только я был постоянно, из-за того, что следователь прописала мне три месяца изолятора за брань в её адрес.

На допросах военная разведка меня опять колола как русского агента. Я объявляю сухую голодовку — язык, губы опухают, но никто внимания не обращает. Меня спасло только, что изолятор закрыли на ремонт. Это уже апрель-май 2002 года.

Переводят в лагерь. Сам лагерь напоминает нацистские концлагеря — это палатки, окруженные колючей проволокой. Деревянный каркас, тент свернут, чтобы все видеть. Двадцать четыре часа свет, прожектора на нас направлены. В палатке по двадцать человек. Сначала меня сажают отдельно и продолжают колоть как русского шпиона. Тогда меня переводят, условно говоря, к "Аль-Каиде". Узнаю некоторых ребят из ИДУ, которые меня пытали. Они в шоке, что я здесь. Я успокаиваю — мол, потом, на узкой дороге, если придется встретиться и не разойдемся, но здесь в тюрьме делить нам нечего — вместе попали.

14 ИЮНЯ 2002 года меня перевозят на Кубу. Этап — двадцать восемь часов. Одна посадка, где-то в Испании или в Италии. Сидят в креслах закованные люди в красных костюмах. На шее какой-то специальный пластырь, чтобы в туалет нечасто ходил. Цепи на руках и ногах. Каждому одевают военные очки, только сильно замазанные, практически ничего не видно. На руки надевают меховые варежки. Наушники. На лицо намордник, респиратор, такой плотный, что дышать нечем. У меня астма еще не прошла. Сознание теряешь, потом снова в себя приходишь и обратно... Рядом со мной летел сто четырех-летний старик. Вождь какого-то пуштунского племени, воевавшего с американцами. Его тоже взяли в заложники.

Сама тюрьма в Гуантанамо — двусторонние блоки по сорок восемь клеток. Клетка — метр пятьдесят на два. Шконка, умывальник, дальняк. В камере очень жарко, одежда тяжелая, тело в ней совсем не дышит. Прогулки — дважды в неделю по 15 минут в специальном заасфальтированном дворике. Два раза в неделю душ.

Утром встаешь, помолился. Приносят еду. Кормили относительно нормально. Сначала была библиотека, около ста книг на русском языке, потом ее отобрали. Заключенные разделены на четыре уровня. Первый — послушные. Четвертый — нарушители, там в камере нет ничего, ни мыла, ни стакана. Нарушения — это пререкания с тюремщиками, обливание их какой-то "органикой". Такое бывало часто. Даже "обезвредили" генерала Джеффри Миллера, ныне командующего тюрьмами в Ираке. Именно он разработал систему пыток, систему уровней. Так что наши ребята его наказали. Очень часто происходило глумление над Кораном. Ботинками топтали, в парашу бросали. Аллахом клянусь, что видел эти дела. Могли во время намаза включить музыку. Сбривали узникам бороды. На головах выбривали кресты или названия рок-групп. Пытали бессонницей, травили газом, травили собаками. Насчет психотропных препаратов не знаю, но нам постоянно давали непонятные лекарства. То есть болит, допустим, печень — тебе приносят таблетку, становится еще хуже. В сон бросает или пена изо рта идет. Похоже, что на нас испытывали новые лекарственные средства. В больничном отделении, куда я как-то попал, медсестра сидела и внимательно фиксировала происходящие эффекты.

При мне в Гуантанамо сидело около восьмисот человек. Сейчас где-то пятьсот шестьдесят.

Граждан России попало восемь человек. Были заключённые, которые признались, что они талибы, воевали с американцами и будут воевать. Видел министра обороны Талибана, видел губернатора Гератской области при Талибах — очень образованные, начитанные люди.

А большинство — это туристы из Пакистана, бомжи из Афганистана. Один из Австралии, другой из Королевской семьи Бахрейна, третьего поймали с дипломатическим паспортом в Индонезии. Всего из тридцати пяти стран. Кого-то украли цэрэушные "самолеты смерти". Такие самолеты летают по странам, похищают людей и развозят людей по концлагерям — в Египте есть лагерь, в Сан-Диего, всего по миру двадцать шесть таких тюрем.

О внешнем мире информации не было практически никакой. Про Ирак мельком слышали. Информация может придти только от охранников, но их за разговоры с нами наказывали.

Между собой заключенные общались на арабском, чтобы американцы не понимали.

Домой я отправил где-то шестьдесят писем, дошло тридцать. Мне пришло только два ответа. Раз в месяц предоставляли письмо за счет армии, раз в три месяца письмо от Красного креста.

В Гуантанамо люди содержатся без обвинений, без оснований. Нарушаются все юридические основания, Женевская конвенция. Заявления никакие не принимаются. То есть права внутри Гуантанамо не соблюдаются. Это ситуация, в которой ждать нечего.