Газета Завтра 606 (27 2005) - [41]

Гибель солдат, защищающих свою страну, и солдат, пришедших ее завоевывать, конечно, не может восприниматься равно. И все же художественный ответ на драматические вызовы бытия во все века отличала прежде всего способность к чуткости, пониманию и состраданию…

В начале войны для многих русских солдат, попавших на фронт, убийство стало нравственной проблемой. Не всем поначалу легко было стрелять в человека. Это потом уже, глядя на колодцы, доверху заваленные трупами земляков, сожженные и уничтоженные деревни, села и города, русский солдат "научится" ненавидеть и бить фашистов…

…Но пройдет время, и вот уже пленные немцы в валенках из спрессованной соломы бредут по заснеженным русским дорогам… И фриц, "заправленный" в адскую машину войны, еще вчера готовый убить тебя, твою мать, отца, сестру, брата, невесту, теперь, жалкий и беспомощный, ковыляет "nach plen". И на отмороженных кистях рук, которыми он пытается постукивать друг о друга, уже не тает снег…

Сколько переживаний и раздумий вызывает тогда картина, подобная "Безымянной высоте". Ведь художественное творчество, прежде чем решать, должно ставить жизненные проблемы — проблемы для совести и сознания. Автор этой картины — знаменитый российский живописец Борис Михайлович Неменский, народный художник России, академик Российской академии художеств и Российской академии образования, лауреат Государственных премий СССР и России, японской премии "Сакура". С 1994 года Борис Неменский возглавляет Центр непрерывного художественного образования при Московском комитете образования. Под его руководством разработана концепция "Художественное образование как духовная культура", положенная в основу программы для общеобразовательных школ. Награжден медалями "За боевые заслуги", "За победу над Германией", болгарским орденом Кирилла и Мефодия первой степени.

— Борис Михайлович, ваше художественное призвание имеет какие-нибудь семейные корни? Родители не занимались живописью?

— Отец с матерью обвенчались в царской тюрьме. Мать (в девичестве — Парусникова) была дочерью священника. Когда отец против ее воли выбрал ей жениха, думая передать предполагаемому зятю приход, она сбежала из дома. Устроилась в Москве регентом церковного хора. У нее появилась подруга — Люба Неменская. А у Любы был брат — Михаил. Так мои родители познакомились и полюбили друг друга. Михаил в те годы занимался общественной и профсоюзной деятельностью. Его арестовали, посадили в тюрьму, потом приговорили к ссылке. Чтобы ехать в ссылку вдвоем, будущие мои родители поженились. У мамы были знакомые в церковных кругах, она добилась разрешения на венчание в тюремной церкви.

Рисованием я начал увлекаться со школьных лет. И родители в этом очень меня поддерживали. Дома у нас хранится написанная масляными красками иконка тонкой работы, которую мама скопировала с иконописного образа. До революции в церковных школах непременно обучали и этому мастерству.

А отец развлекал меня карикатурами. Он учился в лицее, где, по его словам, учитель изобразительного искусства был едва ли не первостепенной фигурой.

Первое время в занятиях рисованием я был полностью предоставлен сам себе. Потом у меня появился приятель Генрих Коносевич — замечательный парень, белорус, к сожалению, погибший на фронте в Великую Отечественную войну. Имея большие способности, он стал заниматься живописью в городском Дворце пионеров. И позвал меня с собой. Я пошел. Сначала меня не приняли. Однако на следующий год я все-таки поступил.

После окончания 9 класса школы отец посоветовал мне — в том случае, если я задумываюсь о призвании художника, — специализироваться. Я отнес свои работы в Московское художественное училище имени 1905 года. Меня приняли на третий курс. Без двухгодичной подготовки, которую имели мои товарищи, я оказался на курсе самым молодым и слабым, но к концу года все же наверстал упущенное и окончил курс хорошо.

Наступило лето 1941 года. Война. Призывного возраста я еще не достиг. Нас — студентов — направили под Смоленск рыть окопы, строить блиндажи, — словом, готовить линию обороны. Естественно, мы на себе испытали и обстрелы, и бомбежки. Когда немцы подошли вплотную, нас вернули в Москву. В столицу я приехал совершенно больным — подхватил малярию. Немцы рвались к Москве. Госплан, в котором работал отец, эвакуировали в Саратов. Я уехал вместе с родителями.

В Саратове оказалось художественное училище. Я поступил уже на четвертый курс и летом 1942 года окончил саратовское училище на "отлично", получив рекомендацию в Суриковский институт, который находился в эвакуации в Средней Азии. Тем же летом мои работы показали директору Студии военных художников имени М.Б. Грекова; он предложил мне поехать на фронт в качестве военного художника. Меня призвали, обмундировали, и в конце 1942 года состоялась моя первая командировка под Великие Луки. Во время этой командировки был, например, сделан рисунок "Сирота из Великих Лук".

— Как складывалась судьба фронтовых рисунков? Многие, наверное, "уходили" в редакции газет?

— Да, конечно. Сын редактора одной из газет, в которую в 1945 году я посылал рисунки из Берлина, даже отыскал меня недавно, чтобы вернуть сохранившиеся у него работы. Целы и берлинские этюды.