Газета Завтра 605 (26 2005) - [24]

"ЗАВТРА". В либеральных кругах присутствует и другая точка зрения на китайские реформы, которую, в частности, пропагандирует Владимир Мау: мол, модернизация там шла с "низкого старта", как в Советском Союзе 30-х годов, эта модель, как показывает опыт СССР, имеет встроенные "пределы роста", и КНР в самом ближайшем будущем столкнется с теми же проблемами, с которыми Советский Союз столкнулся в 80-е годы — с поправкой на время и на местные условия. Поэтому никакого "китайского пути" у нынешней России нет и быть не могло — нельзя же бесконечно ходить по кругу, повторяя собственное прошлое.

А.Н. Да, Владимир Мау и его единомышленники правы в том, что основой для китайской модернизации, как и для сталинской, является традиционный мир деревни — именно оттуда черпается человеческий потенциал, оттуда черпаются основные средства на модернизацию. Но этим обстоятельством сходство практически и исчерпывается.

Эти "ученые" просто выполняют заказ — убедить российское общество, что всё идет единственно возможным и самым лучшим путем, а та либерально-монетаристская схема, которая вымывает огромные объемы финансовых, сырьевых и человеческих ресурсов из России — это неизбежность, другого пути нет. Конечно, это всё вранье. Мое научное кредо заключалось как раз в сопоставлении китайской, советской и американской моделей развития. И я очень хорошо понимаю, какой рывок мог совершить Советский Союз, если бы диверсия против него не увенчалась успехом, если бы партийным и государственным руководством была развязана личная инициатива при сохранении централизации стратегических ресурсов. Мы могли перейти в совершенно иное технологическое измерение, могли предложить миру новый образ жизни — нужно было только решить элементарную проблему "колбасы".

"ЗАВТРА". Ну, предположим, колбаса-то была, только вот чтобы купить ее, требовалось потратить немало времени на стояние в очереди.

А.Н. Речь идет о повышении некоторых жизненных стандартов — элементарной задаче, которую в Китае решили за два-три года, и у нас ее можно было решить за несколько лет, после чего начать заниматься совершенно иными вещами.

В Китае, несомненно, приняли на вооружение многие либеральные рецепты, которые помогают экономике эффективно функционировать. Существует шанхайская биржа с ценными бумагами, с акциями. Существует учетная ставка кредитования — правда, чрезвычайно низкая. Существуют и другие финансовые технологии, которые китайцы напрямую заимствуют у той же Америки. И действительно, если смотреть только в эту сторону, может возникнуть впечатление, что вот, мол, они всё то же самое делают. То же, да не то. Разница заключается в том, что использование этих финансовых инструментов происходит ровно настолько, насколько они привлекают новые инвестиции, новые технологии и не позволяют иностранцам воздействовать на важнейшие центры, на главные болевые точки китайского финансово-экономического организма.

Надо сказать, разрыв между городом и деревней растет. Разрыв между разными провинциями растет. И американцы рассчитывают, что верхушка предпринимательского слоя, который в Китае огромен, выступит против ограничений и контроля со стороны государства и КПК.

Разве не хотят эти капиталисты поднакопить денег и уехать куда-нибудь в Австралию? Мне отвечают: "Хотят, но не едут". Почему? Потому что основные объемы производства здесь, в Китае.

Партия внешне ушла в подполье, но на самом деле она руководит, и руководит достаточно жестко. Когда в провинции Гуанчжоу я спросил, кто является основным распорядителем стратегических средств — первый секретарь, который назначается Пекином. Хотя там есть губернатор, который выбирается из числа депутатов и заключает контракты, стратегические решения принимаются на уровне первого секретаря компартии.

Но всё это становится всё более сложным организмом, и как долго будет продолжаться, неизвестно. Существуют центробежные силы, аппарат не хочет бегать в райком партии по разным вопросам, сюда втягиваются и бизнес, и силовые структуры, и так далее. Всё это, конечно, может привести к серьезной дестабилизации. А она, в свою очередь, может возникнуть лишь если в Политбюро возникнут разные группы и платформы, которые начнут драку между собой, как в 1989 году. Пока такого нет, поскольку все понимают: как только они начнут драку, наступит хаос и вся гигантская конструкция рухнет. Потому что Китай живет в ситуации нехватки базовых ресурсов: вода, земля, энергоносители и т.д. Добавьте к этому растущие проблемы экологии. Так что никакой выгоды для себя в дестабилизации китайская элита не видит.

В 1989 году я беседовал с представителями Всемирного Банка (ВБ), которые осуществляли мониторинг перестроечного Союза. Всё было на грани развала и быстро разведено по углам. Потом я получил от своих товарищей из Нью-Йорка доклад ВБ, где было черным по белому написано, что законы 1986-87 годов делают СССР нежизнеспособным, и он не сможет просуществовать более двух-трех лет. То есть западные специалисты правильно оценили нашу ситуацию, а почему ее не могли правильно оценить Горбачев и Рыжков, неясно. Скажем так.