Газета Завтра 603 (24 2005) - [2]

Не это ли произошло с открытием памятника Александру II в Москве? Талантливый Рукавишников в озарении увидел трагизм царя, не сумевшего сочетать "имперское" и "либеральное". Царь продолжал вести имперские войны, присоединив к России Хиву и Бухару. Послал "ограниченный контингент" на Балканы во главе с "белым генералом". Отменил крепостничество, оставив всю землю помещикам, ибо сам был самым крупным землевладельцем России, что преисполнило ненавистью земледельческий народ и зарядило бомбы "народовольцев". Он заплатил своей кровью за неудачные реформы, выполнив свой имперский долг до конца. Это и воплотил Рукавишников в черной, повисшей над пропастью фигуре царя, в его ужаснувшемся лице. На открытие памятника слетелись "либералы": Гайдар, Немцов, прочие "мальчики в розовых штанишках", всячески демонстрируя, что это — их царь, их реформатор, что они продолжают его либеральное дело. Типичный пример наглого присвоения исторического наследия теми, кому оно не принадлежит. Гайдар и Немцов, находясь у власти, провели разрушительные для России "реформы", истребили великие территории, спалили великие ценности, перессорили все народы, поставили русских на грань исчезновения. И при этом не заплатили за свои злодеяния ни жизнями, ни благополучием — по-прежнему живы, формируют политику, преуспевают. Ползут, как липкие слизняки, по холодному мрамору былого имперского величия, оставляя влажный тлетворный след. Они и есть те самые "бесы", о которых писал живший в эпоху Александра II русский писатель-пророк.

Власть боится современного искусства, которое всё, и "левое" и "правое", с отвращением относится к персонажам сегодняшней жуткой "путинианы". Сам Путин — излюбленный карикатурный герой постмодернистских творений. Ни один либерал не стал положительным героем в прозе реалистов. Весь пафос современного искусства, едкого, ищущего, бескомпромиссного, направлен против нынешней власти. И на этом фоне власть присуждает помпезную Государственную премию Ахмадулиной. С тем же успехом ее можно было присудить мумии Нефертити. Находящаяся в поэтической коме, принадлежащая хрущевскому времени, она вдруг оказалась под капельницей кремлевских милостей, — символ того, что кремлевская культура — это культура склепа, музея, исторического чулана, захламленного вышедшими из употребления вещами. Недаром арбитром этих государственных присуждений является камергер Пиотровский — директор самого большого в России склада отживших предметов. Ну и, конечно, неистребимый Швыдкой, "культурный революционер" с целлулоидным сознанием.

Культура — там, где жутко горит "вольтова дуга" современности, и художник берет ее обнаженной рукой и рисует ею картины, пишет романы, испытывая нестерпимую боль своей сгорающей плоти.

Присоединяемся к хору народных поздравлений, чествующих Илью Сергеевича Глазунова в день его семидесятипятилетия, пронесшего эту разящую "вольтову молнию" через всю жизнь, озарившего ею глубины русской истории.

ДЗАСОХАЮЩАЯ «ВЕРТИКАЛЬ»

ДЗАСОХАЮЩАЯ «ВЕРТИКАЛЬ»

Ирина Костикова

ДЗАСОХАЮЩАЯ «ВЕРТИКАЛЬ»

Уход Александра Дзасохова с поста руководителя Северной Осетии не менее символичен, чем его недавнее возвращение "во власть". Старый горбачёвец выплыл из мутной путины политического небытия, как знак новой постсоветской стабильности. Путинский истеблишмент любит поиграться с символикой советской эпохи: придумать новый текст старому гимну, поговорить о возвращении исторического имени Сталинграду и Железного Феликса на Лубянскую площадь. Однако эта декоративная "преемственность" переигрывает любителей политического дизайна, потому что таит в себе гораздо более глубокий, роковой смысл.

Такой человек, как Александр Дзасохов, был и остался весьма специфическим продуктом противоречивой советской эпохи. Её разнообразными, противоположными по смыслу явлениями были Сталин и Горбачёв, Шолохов и Пастернак, Юрий Гагарин и Андрей Сахаров. Дзасохов был кем угодно, только не идейным коммунистом, готовым на лишения, муки и смерть ради счастья трудового народа. Старый партиец горбачёвско-перестроечного призыва, византийский интриган, лукавый царедворец научился ловко обслуживать власть. Его либерал-бюрократические навыки оказались одинаково оценены и Михаилом меченым, и Владимиром невзрачным.

Временное возвращение во власть верного сподвижника форосея-форосёнка действительно знаменовало собой преемственность режима Владимира Путина с советскими временами. Только весьма своеобразным образом — не с эпохой динамичного подъёма и расцвета "русского социализма", а с временами его гниения и упадка. У Михаила Горбачёва были Чернобыль, посадка самолётика Матиаса Руста у Кремля, кровавые националистические погромы в Карабахе-Сумгаите-Фергане. У Владимира Путина — гибель подлодки "Курск", пожар на Останкинской телебашне, затопление космической станции "Мир", война в Чечне, взрывы жилых домов в российских городах, "Норд-Ост", Беслан… И у обоих президентов был Александр Дзасохов.

Совпадение политического дизайна и властных персон не случайно: горбачёвские и путинские времена совпадают тем, что политическими "понтами" прикрывают реальную политическую, экономическую, культурную и нравственную деградацию общества. Но картонные декорации, потёмкинские деревни, потешные полки, весь позлащенный морок "властной вертикали" и "выдающиеся администраторы" разлетаются в пух и прах при столкновении с грозовыми реалиями эпохи бурь и революций.